ТАЙНОЕ МЕСТО

Автор: darkstar
Перевод: demensys

------------------------

Аннотация: Есть место, где мир таков, каким должен быть, и солнце всегда сияет, и герои всегда побеждают. Иногда мы находим это место. Иногда нет.

Есть место, где обитают сны.
Место, где дождевые капли стекают по оконному стеклу с мягкостью шелковых простыней, скользящих по ее коже, и она может свернуться в крохотный комочек и забыть, что это значит - быть брошенной и остаться в одиночестве. Где она может закрыть глаза и представить его возвращение таким, каким оно должно быть.
(Он появится на пороге - мокрый насквозь, улыбающийся - и спросит, не хочет ли она прогуляться с ним. Конечно, она согласится. Она наденет белое летнее платье, которое больше не будет носить, и позабудет о туфлях, или куртке, или зонтике, или научном обосновании возможности простудиться, - и последует за ним под дождь. Вода будет просачиваться сквозь их соединенным пальцы, журчать, как шепот одной и той же души. Они почувствуют губами одну и ту же каплю дождя - чистую, свежую, безупречную. И вкус ее будет такой же, каким должен быть вкус их любви. Чистый. Безупречный. Невинный.) Место, где, проснувшись, она три минуты не будет открывать глаз, пока не осознает, что на ее пороге никого нет. Где она не скрывает, что боится танцевать под дождем, боится холода, и болезни, и призрачных незнакомцев, ожидающих в переулках. Боится сотен разных вещей, которые могут отнять у нее ребенка. Где она не помнит его прикосновений, потому что их нет, но знает их плотью. Руки, и колени, и лбы, и ладони привычно прижаты друг к другу. Защита. Так, как это было всегда. Место, где она никогда не хоронила его заживо. Где Лазарь воскрес - и остался прежним. Как человек, который шептал в ночи, что любит ее. Смотрел с ней новые фильмы и пил пиво. Как тот, кто всегда мог ее рассмешить. Но не как человек, который снова и снова отправляется в погоню за тенями и ответами, но не обретает ничего, кроме разочарования. Не как человек, который не находит времени для фильмов и пива, но прячет под раковиной бутылку текилы, чтобы прогонять прочь ночные кошмары. И не как человек, который держал ее в своих объятиях, но редко в своем уме и почти никогда в душе. Лазарь все еще бродит в потусторонних пределах, хотя его тело вернулось к ней.
Иногда она чувствует себя, как женщина, муж которой завел дорогую любовницу. Только на этот раз имя шлюхи - Истина. Он оплатит все ее прихоти, хотя у него скоро родится ребенок, и он должен быть дома, чтобы подобрать обои для детской и помочь купить детские вещи…
Место, где она кладет руки на живот, пытаясь уловить биение жизни и ни секунды не сомневаясь, что это человеческая жизнь. Где она может петь колыбельные, не запинаясь на словах.
<Звездный свет, яркий свет…>
(Но что если звезды таят в себе угрозу? Что если они проникнут в ее голову, как проникли в его, и вывернут ее наизнанку. Что если они превратят ее в огромную черную дыру, которая все расширяется и расширяется, пока не утратит способность что-либо слышать? Даже биения сердца собственного ребенка. А что если она по-прежнему сможет слышать сердце своего ребенка, но не свое? Что это будет значить? Что она умерла? Иногда она просыпается от ночного кошмара и не слышит пульса, только крик маленькой девочки где-то вдалеке, видит только мерцание звездного света. Тогда она задергивает занавески, тяжелый бархат штор должен отгородить ее от всего мира. А потом комната погружается в безмолвие, потому что она научилась не издавать ни звука, когда плачет.)
<Что приснится мне во сне…>
(А что если она боится видеть сны? Что если всякий раз, закрывая глаза, она чувствует удар, укол, разрыв, ожог… все ощущения из его ада, увиденные его глазами. Что если она закричит? Будут ли звезды наблюдать и за этим тоже? Или они отвернутся, потрясенные работой своих темных братьев? Она не хочет, чтобы они наблюдали за ней через окна, или через небо, или через кусочек металла под ее кожей. Она прячется за грязный оранжевый отблеск города и ночи, потому что это маска, которая скрывает ее от миллионов холодных алмазных глаз, смотрящих на нее без сострадания. Их не волнует ее горе. И его горе. Он знает, что не может спасти их всех. Что он, может быть, окажется неспособен спасти хоть кого-нибудь, даже себя самого. Хотя он этого не приемлет. Он не приемлет, что, может быть, окажется неспособен спасти ее. Но иногда ей кажется, что она лучше умрет вместе со всеми, когда наступит Судный день, чем будет проживать бесконечные дни и ночи, думая о его далекой любви и вспоминая его растерянный взгляд.)
<Я могу… я бы мог…>
(Но что если она больше не имеет права выдвигать требования? Она использовала все свои обереги, произнесла все молитвы о его возвращении. И сейчас он вернулся. Он рядом с ней, но гораздо дальше, чем раньше. И она понятия не имеет, о чем же ей теперь молить небеса. И потом, возможно, небеса больше не хотят ее слушать, потому что она уже не кудрявый ребенок, на коленях принимающий причастие, столь идеально чистый в белом платье и крохотных розовых перчатках. Этот ребенок мертв. Теперь она беременная женщина без мужа, поющая колыбельные ребенку, отец которого видит только свое призвание и никогда не останавливается, чтобы заметить тех, кто вокруг него. Она чувствует себя совсем как те жалкие люди со стоянки трейлеров. Ее мать всегда предостерегала ее. У нее, может быть, есть итальянские туфли на высоких каблуках и дизайнерские костюмы вместо кроссовок и хлопкового платья, но она знает, что означают взгляды ее коллег. Белый мусор. Дешевая потаскуха. Мы знаем, что ты все время была шлюхой Призрака. Забирай своего ребенка и убирайся из нашего мира. (Кроме глаз ее босса, глаз, которые говорят ей - держись, которые называют ее прекрасной и верной.)
(Кроме глаз чужака, который стал ее другом. Человек, нашедший Малдера, чьи глаза говорят ей - ты загадка, тайна, достойная защиты. В этих глазах она почти видит отблеск человека, которого любит. Почти, но не совсем.)
(Он защищает, но никогда не сможет назвать ее Возлюбленной. Она знает, что он бы этого хотел иногда, но он сдерживает себя. Он никогда не увидит ее настоящую. Никогда не разглядит ее глубинную сущность.)
(Это только для одного Малдера. А Малдер предпочел быть слепым.)
<В дар отдать свою мечту…>
Она хотела бы нагнуться поближе к своему животу и прошептать, что все будет хорошо, что папа скоро будет дома. Через несколько минут. Секунд. И что папа никогда больше их не оставит.
Есть место, где она не знает, что это будет ложью.
Где томительный сон не превращается в тысячи других таких же снов, которые исчезают всякий раз, когда она пытается до них дотянуться.
Где она дрожит, снова ложась спать одна.

***

Есть место, где флаг прекрасен.
Место, где герб его страны чист и благороден. Именно в такой он всегда и верил. Где он может смотреть на него - и не видеть слезы, кровь и дырки, прожженные сигаретами. Где его вера в "свободу и правосудие для всех" не истекла кровью в грязи азиатских джунглей, среди дыма пожарищ, рядом с умирающими юнцами. Где он вернулся, чтобы найти родину, достойную принесенной жертвы, а не нацию, пойманную в сеть лжи и пропитанную коррупцией до самого нутра. Где он решил по-настоящему сражаться, а не скрываться по углам, пока не станет слишком поздно.
(Конечно, он бы выбрал сражение. Они были сильными. Малдер был героем. Всегда находился на передовой с пистолетом, кричал, чтобы враги показались. Скалли была ангелом милосердия у него за спиной, врачуя раны души и тела, вытаскивая раненого с поля боя. Не беспокоилась, если кровь пропитывала ее одежду. Он, Уолтер Скиннер, будет генералом. Тем, кто поведет их к победе и вызволит их из плена.)
Есть место, где герой был захвачен тихо, из засады, и где душа и ее идеализм были возвращены вместе с телом. Где ангел никогда - даже среди воплей неистовых крикунов - не терял своей невинности. Где ему не нужно было наблюдать, как они снова и снова попадают в силки, расставленные для них людьми, которые когда-то контролировали и его жизнь. Где он не чувствовал прикосновения невесомых марионеточных веревочек к своему позвоночнику. Где он не задавался вопросом - что если они до сих пор его контролируют.
Где он не должен был смотреть ей в глаза и видеть ее страдание и боль отвергнутой женщины.
Место, где он знает точно, как обнять ее, когда она плачет, и у него есть все прекрасные слова, чтобы успокоить ее, уверить, что ей ничего не грозит. Где он может попытаться убедить ее, что она любима, хотя это другая разновидность любви. Не та, что разрывает ее на части.
Где в мрачные предрассветные часы он не ненавидит Малдера. Шепча себе в полумраке, что она испытывала бы меньше боли, если бы мертвый оставался погребенным. Где с восходом солнца ненависть не превращается в зависть. Он хотел быть тем, кто охотится за монстрами, и видеть суд над ними. Как убийцы Христа перед высшим судом земли потом были выведены на улицу и принародно застрелены. Он хотел быть тем, кто спустит курок. Но Малдер сделал это за них обоих. Иногда ненависть - это привилегия.
Место, где он не хочет этой привилегии для себя, даже если он знает, что от этого зависит, останется ли она прежней. И сохранит здравый рассудок. Где он может сказать, что в его жизни есть что-то большее, чем след ее ногтей на его ладони, когда он старается удержать ее руку. И он не желает, чтобы все сложилось иначе, что один из них или они оба будут мертвы.
Где слова, которые он однажды услышал, не прозвучали вновь, заглушенные смехом ему в лицо.
<Клянусь в верности флагу Соединенных Штатов Америки…>
(Но что если верность обманута? Что если они врут ему и манипулируют им, стремясь разбить его на мельчайшие кусочки?
Превратить его в того, кто не намного лучше раба? Иногда он думает - неужели они уже завладели нацией, но умудряются силой своей магии делать невидимыми цепи и ошейники рабов. Он слышит звон кандалов, когда идет по улицам, видит печать на душах мужчин, женщин и даже детей. Невинных нет. Даже дети проданы еще до своего рождения.)
<И Республике, которую он символизирует…>
(И что это за Республика? Земля свободных? Конечно, но только до тех пор, пока ты веришь могуществу теневых богов, а потом тюремные камеры захлопываются - быстро, сильно и прочно. Дом храбрых? Конечно, но никто не осмеливается остановить демонов, помешать им взять то, что они хотят, и в любое время, когда им будет угодно. Никто не делает шаг вперед, чтобы выявить правду. Те, кто пытается, разделяет судьбу всех пророков. Тихая смерть - в безлюдных переулках, в городских парках, на заброшенных шоссе. Толстые довольные толпы отворачиваются, чтобы сосредоточиться на ужине перед телевизором и футбольных матчах. Они будут делать вид, что слепы, пока их города не рухнут у них на глазах, а их самих не сгонят в лагеря, как скот. А потом, когда яркие огни ослепят их, а иголки вонзятся в их кожу, они все поверят. Но тогда будет уже слишком поздно.)
<Одна нация, под Богом…>
(Что если нация отвергла Бога, разрушила соборы и сожгла письмена в угоду каменным идолам и разодетой в золото лжи? Что если никто не верит, никто не открывает глаза, чтобы увидеть истину? Гораздо проще сидеть и слушать высших священников, внушающих тебе, что ты можешь делать всё, что хочешь, всё, что тебе нравится. Но потом - глубокой ночью - они придут за вашими детьми и вознесут их на свой алтарь, но в это время вы будете находиться под их влиянием и даже не поймете, что это ваша дочь кричит. И что они забрали вашего сына. Он пытается разбудить их, пытается звать на помощь и бороться до тех пор, пока вы приходите в себя, но никто его не слушает. Даже небеса.)
<Со свободой и правосудием для всех…>
(Или, в конце концов, так написано в бумагах. Он их много повидал. Он знает все об этой свободе - металлические имплантанты у основания шеи, регистрационные карточки на каждого рожденного ребенка, правительство, которое говорит вам, где жить, работать и умирать. Это свобода быть контролируемым, распространяемая на всех и каждого. И на все, кроме ваших снов, которые просто не дозволены. Он испытал на себе это правосудие. Истина, которую хоронят снова и снова. Убийцы, которые выходят на свободу. Невинные жертвы, которых приучают ко лжи. Хорошие люди, которых испортил поиск истины. Это правосудие каждый день продается тому, кто предложит наивысшую цену. Оно продается с аукциона Консорциуму лжецов. Но не пытайтесь набавлять цену. Аукционер сделает вид, что не слышал вас, а потом - в два часа ночи - нанятые убийцы появятся и сожгут ваш дом.)
Есть место, где он не проклинает каждую свою иллюзию. Об Американской Мечте. О флаге. О клятве.
Где он ищет повод верить во что-то.
Где он, наконец, его находит.

***

Есть место, где дети в безопасности.
Место, где игровые площадки раскрашены красным, и голубым, и зеленым. И на них нечего бояться. Где никто из детей не остается вне игры, и он может защитить их всех. Где нет незнакомцев с отравленными яблоками, снующих возле ворот. Никаких волков, глядящих голодными глазами сквозь заборы. Где нет необходимости в заборах вообще, потому что все вокруг хорошие, честные, здравомыслящие. Где ребенок, который смеется громче всех, - это шестилетний малыш, который называет его папой.
(Конечно, он будет идеальным отцом. Он научит своего мальчика стрелять, драться, потом покажет ему, как сначала применять логику, а уж потом пистолет или кулаки. Они пойдут на все игры Yankees - только они вдвоем, - и он купит своему сыну хот-дог и попкорн и покажет свое удостоверение, чтобы получить автографы игроков. А потом когда-нибудь мальчик спросит отца, что означает это значок. И он, Джон Доггетт, объяснит. Он расскажет о чести, долге и храбрости - и увидит восторг на лице своего сына. Он стал Клинтом Иствудом, Джоном Уэйном и Суперменом - все вместе. Он стал чем-то лучшим, чем это. Он стал отцом.)
- Ты мой герой, папа.
- А ты мой, сын.
Есть место, где каждое утро по дороге на работу он не проходит мимо игровой площадки и не испытывает боль, когда видит ржавчину на лесенках и уродливые железные заборы. Когда он не чувствует дурноту, потому что знает - не важно, как высоки эти заборы. Незнакомцы и волки всегда находят способ проникнуть сквозь них. И он не пропускает бейсбол просто потому, что не может пережить первую игру. У него не хватает сил, и тогда воспоминания наносят удар, доказывая, что бывший моряк тоже может сломаться и заплакать. Где он не морщится каждый раз, когда слышит, как маленький мальчик кричит "папа!". Где это слово не испепеляет его, как красные раскаленные ножи, вонзающиеся под его душу, а потом разломленные на две части, так что острия по-прежнему сжигают огнем его кровь. Где этот огонь не собирается на его коже в виде холодного пота, когда он просыпается по пять раз за ночь, хватаясь за пистолет.
Место, где он однажды действительно был героем.
Где он мог бы спасти своего собственного сына.
Он все еще помнит вечернюю молитву, которую читал перед сном. Помнит, как шептал ее над гробом. Как пытался не расплакаться на глазах у своей жены.
<А теперь ложусь я спать…>
(Но что если он не хочет спать? Если он боится, что пропустит что-то. Может забыться на службе и потерять другого ребенка, которого заберет темнота. Он слышит, как они зовут его у него в мозгу. Спаси нас, пожалуйста. Они делают нам больно. И он пытается, он всегда пытается. Он пытается быть сильным, но железо так хрупко. Оно ломается, когда огонь слишком жарок. Его руки опять обожжены, и это очень больно, но он продолжает пытаться. Это кара, которую надо понести. Предполагается, что отец должен защищать своего маленького сына. Предполагается, что солдат должен защищать тех, кто не может защитить себя. Полицейский должен гарантировать безопасность на улицах города. Он был и тем, и другим, и третьим. И потерпел полное фиаско. Теперь он платит за это каждый раз, когда закрывает глаза.)
<Я молю Бога хранить мою душу…>
(Он уже давно перестал молиться о своей душе. Но он все еще молится о Скалли. Может быть, она - его наказание, и ее нерожденный ребенок - это искупление. Он старается защитить и мать, и ребенка. Он умрет, если будет нужно, но боится, что этого окажется недостаточно. Он пытается не таить обиду на человека, который имел в своих руках весь мир, но запросто отказался от него ради химерических обещаний пустой истины. Что в этом хорошего - знать, каким будет конец мира? Вы так же умираете на улицах, когда взрывается бомба, рядом с человеком, который ничего об этом не знал. Почему бы ни прославлять ту жизнь, которая у тебя есть? Именно это ты и должен делать. Он не может позволить ей жить с такой болью, поселившейся в ее глазах. С такой печалью. Он должен сделать ее жизнь прекрасной, пусть даже ему придется лгать. Может быть, когда-нибудь он спросит Малдера, почему это не стоит лжи… всего лишь одной маленькой лжи… увидеть ее улыбку. Он помнит эту улыбку. Она сияла, как алмаз на солнце. Это зрелище потрясло его, хотя и не было предназначено для него. Он это знает.)
<И если я умру во сне…>
(Что если он умрет во сне от этого кошмара? Раньше, чем сможет последний раз посмотреть на себя в зеркало - и не почувствовать пустоту внутри? Будет ли он падать вечно, гореть вечно - или где-то будет место, безопасное и яркое, где все игровые площадки будут открыты, и его сын будет снова стоять там и улыбаться? Будет ли там покой? Прощение? Может быть, это вещи, которые он не найдет никогда в жизни, только после. Он никогда не узнает. Теперь он умирает всякий раз, когда просыпается. Его первая мысль - поцеловать сына, сказать ему "доброе утро", сказать жене, что он ее любит. И вдруг он осознает, что никого из них здесь нет. И что-то в нем умирает и ссыхается, как цветок на ветру пустыни. Теперь у его ног - груда мертвых лепестков, и он думает - не настанет ли когда-нибудь такой момент, когда эта груда поглотит его целиком. Он просто задохнется от чувства вины, и от сожалений, и от упущенных шансов. А потом он получит свои ответы. Потом у него будет сын.)
<Молю, Господь, прими мою душу к себе….
Он не молится ни о чем, только о втором шансе. И знает, что этого никогда не случится.
Есть место, где он не знает, что не все дети в безопасности, что многие из них пропали, - и он ничего не может сделать. Где он не зажигает свечи на торте в день рождения и не покупает подарков, которых ни один маленький мальчик никогда не получит. Это всегда отличные подарки. Бейсбольная перчатка, видеоигра, Лего.
Где он может простить себя.

***

Есть место, где истина прекрасна.
Место, где один глоток из Чаши Святого Грааля стирает все шрамы и восстанавливает утраченную истину. Где вода чиста и прозрачна, как рай, не перемешана с песком и пылью от костей мертвецов. Где ты можешь обрести все ответы, не потеряв себя где-то в середине пути. Где он, Фокс Малдер, не будет со страхом ложиться в постель, обнимая женщину, которую любит, потому что до смерти боится, что ночью звезды начнут падать с неба. Или боится, что они не упадут. В любом случае он что-то потеряет. Где он сидит один во взятой напрокат машине и ждет информатора. Проводит пальцем по губам, которые уже три дня не целовали ее, и представляет, какой могла бы стать его жизнь.
(Конечно, теперь он должен был бы жениться на ней. Они должны были бы провести медовый месяц в Италии. Но не в Риме, где улицы запружены толпами шумных туристов, рассматривающих трещины на памятниках. Нет, он должен был бы найти виллу в глубинке с видом на холмы с одной стороны и на океан с другой. Они целыми днями будут делать только то, что им захочется, а то, что им будет хотеться чаще всего, это быть друг с другом. По утрам они будут спать допоздна, почти до полудня, потом будут завтракать на берегу, на белом песке, или на лужайке за домом. Когда настанет полдень и станет жарко, они будут закрывать занавески, чтобы спрятаться от солнца, и ложиться вместе в золотисто-коричневой темноте, проводя малюсенькими кусочками льда по лицам и губам друг друга. Это будет прекрасно. Это будет совершенно. Это будет настоящее счастье - именно так, как они того заслуживают.)
Место, где он не открывает глаз, чтобы увидеть, что информатор не появился, что его опять предали. Или обманули. Или просто о нем забыли. Где он не знает, что это значит - быть по-настоящему забытым, быть похороненным на три месяца, пока люди, которых ты любил, продолжали жить. Даже… она… и это жалит больнее всего. Он знает, что это эгоистично, - ожидать, что ее мир должен был обрушиться без него. И в то же время он поражается, почему он не рухнул. Если ее снова заберут у него, его мир распадется на части. И потом, он всегда нуждался в ней намного больше, чем она нуждалась в нем…
Может быть, именно поэтому он ее оттолкнул. Или может быть, он просто боится, потому что недавно увидел другую сторону Истины. Он чувствует, как она продирается сквозь мягкую кожу его живота, вонзаясь глубоко в него, истязая его тело сотней видов разных наркотиков и ножей. Он до сих пор просыпается от этого с криком.
Место, где он может смотреть на нее - и не видеть ее на столе, связанную, голую и истерзанную, как он сам. Где он может вместе с ней радоваться жизни, развивающейся в ней, - и не испытывать ноющего подозрения, что ребенок на самом деле не его и даже не человек. Где это его совсем не волнует, потому что он любит ее всем сердцем и безоговорочно любит ребенка. Где он помнит, что такое любовь, скрытая под его ненавистью к теням и его навязчивой идеей вытащить их на свет Божий. Где девизы его жизни не ведут его к безумию и еще дальше, гораздо дальше, к месту, где разум и безумие - одно и то же. Где никто не понимает разницы, даже ты сам. И только она знает. Она может назвать разницу.
<Я хочу верить.>
(Но что если он не хочет верить? Что если он узнал истину и решил, что будет гораздо прекраснее спрятаться за ложью? Он обдумывал возможность перейти на другую сторону тысячи раз, лежал в постели без сна и планировал каждую деталь, доводя ее в уме до совершенства. Курильщик мертв, значит, дело придется иметь только с Крысенком. Крайчек мог быть умным, но он был жадным. Все, что было нужно, - заключить сделку и купить кое-какую информацию, а потом пустить пулю в лоб изменнику, когда он придет за деньгами. Появятся еще какие-то возражения, но их будет достаточно легко заглушить. Хоп, хоп - и готово! Он будет контролировать мир. Через некоторое время она простит его за предательство - после того, как он продемонстрирует ей, насколько лучше стала их жизнь. Он сможет покупать ей костюмы от Гуччи, и туфли от Армани, и бриллианты каждый день. И они будут владеть тремя домами - в Париже, в Нью-Йорке и в Венеции. Каждое лето они будут ездить отдыхать на месяц в экзотические места с экзотическими названиями - вроде Таиланда или Сингапура. Их ребенок вырастет испорченным и избалованным всем, начиная от пони до спортивных машин и обучения в Оксфорде. Да, он все это планировал. Это своего рода фантазия. Это жизнь, которой он мог бы жить, если бы у него не было души, или совести, или давнишней веры в истину. А кроме того, он знает, что она не хочет вечерних платьев, или роскошных костюмов, или экзотических каникул. Она хочет, чтобы он обнимал ее темноте, массировал ей спину, чтобы унять боль, и говорил ей, что она по-прежнему прекрасна, даже с большим животом. Но он не может дать ей даже этого. У него для этого недостаточно чувств. Он устал… и… этого просто нет. Они забрали это у него.)
<Не доверяй никому.>
(Он это хорошо вызубрил. Не важно, что отняли у него пытки. Он кое-чему научился. Нужно оставаться резким, быть постоянно начеку, добраться до них прежде, чем они доберутся до тебя. Твоим худшим врагом оказался тот, кому ты доверял безоговорочно и звал своим лучшим другом. Не поэтому ли он никогда не подпускал ее слишком близко - не хотел, чтобы она нанесла ему глубокую рану? Не потому ли, что знает - она единственная имеет способность убивать без оружия? Все, что ей нужно было сделать, - дотянуться до его души и взять его сердце. Если бы она просто улыбнулась ему так, как ему хотелось, - он вырвал бы его сам и отдал ей, завернутое в шелк и перевязанное тесьмой. Все, что ей нужно было сделать, - попросить. Поэтому, говорит он себе, он никогда не давал ей шанса. Он знает, что это ложь. Он так и не смог заставить себя порвать с ней окончательно. Он исчезнет на неделю, на месяц, но в конце снова постучится в ее дверь посреди ночи, как двухлетний малыш, который просит разрешения поиграть еще. И она всегда примет его. Он знает, что уйдет через день, через два дня или даже на следующее утро, но у каждого есть свои пристрастия. Он пристрастился к ней. А она - к нему. Они оба гордо носят шрамы на руках и душах - и отказываются от всякого лечения. Высота - это хорошо. Но разочарование каждый раз сбрасывает вас с высоты.)
<Отрицай всё.>
(Отрицай, что ты изменился. Что какая-то часть тебя все еще в могиле и продолжает гнить. Разлагаться. Отрицай, что ты хочешь нормальной жизни. Хочешь купить миниван, завести охотничью собаку, поселиться в доме в пригороде. И ничего не знать. И неведения ты хочешь больше всего. Отрицай, что, несмотря на все свое сияние, Истина не согревает тебя по ночам. Категорически отрицай, что ты любишь ее и умираешь каждый раз, когда находишься не рядом с ней. Отрицай, что тебе снятся ее глаза, и губы, и руки. Отрицай, что ты боишься любить кого-то так сильно. Потому что знаешь теперь, как легко их потерять. Если Они забрали тебя - Они могут забрать любого. Даже ее. Отрицай, что страх - это реальная причина, почему ты глух и слеп ко всему, кроме своего поиска. Ты не хочешь смотреть на нее, потому что тогда у тебя не хватит сил отвернуться. Ты уступишь искушению и будешь любить ее. Но кто тогда спасет мир? Кто спасет ее и ее ребенка? Отрицай всё. Когда-нибудь ты проснешься и поверишь в ложь, которую внушаешь себе. Когда-нибудь.)
Он делает глоток холодного кофе и чувствует, как он омывает его рот влажной горечью. Тот же привкус, который приходит вместе с воспоминаниями: ведь это он, он сам ушел от нее. И как бы он ни старался обвинить ее (она слишком сильно нуждается во мне, она заставляет меня быть слишком человечным) - здесь некого винить, кроме него самого.
Есть место, где он может повернуть мир вспять - и сказать ей, что любит ее, еще до того, как Они заберут его. Потому что тогда это будет правильно. Потому что тогда он не будет таким измученным, как сейчас, и она поверит ему. Недавно он попробовал сказать ей, что любит ее. Но она опять спросила, почему, если это правда, он не хочет остаться с ней. Ему нечего ответить на этот вопрос, поэтому он просто перестал об этом говорить. Кроме тех моментов, когда она спит рядом с ним и не слышит его слов. Тогда он наклоняется и шепчет их ей на ухо. Надеясь, что она услышит в своих снах.
Место, где он верит во все и доверяет всем - такой же глупый и наивный, каким был в начале.
Где он никогда не терял сестру. И поэтому никогда не терял свою наивность. И не становился взрослым мужчиной в 12 лет - и очень старым человеком в 40.
Где истина, которую он когда-то считал прекрасной, не оказывалась безобразной, как прокаженная старуха, где она по-прежнему прекрасна и чиста, как улыбающаяся Скалли.
Где он не выбрасывает стаканчик недопитого кофе в окно - и не уходит в ночь, в поисках света, который ему никогда не суждено увидеть.
В поисках истины, которую он желал бы никогда не знать.

***

Есть место.
Где женщина, которая ненавидит спать одна и любит слишком сильно - себе во вред - не лежит на крахмальных белых простынях под мягким желтым светом, держа на руках ребенка и не зная, что делать со своим сыном. Какую жизнь она может дать ему? Что скажет ему, когда он спросит об отце? Где ей не придется говорить ему, что она не знает, куда ушел его отец. Или даже кто его отец на самом деле. Она только думает, что когда-то любила его. Конечно, она все еще любит его. Она всегда будет любить его. Пока это не убьет ее. Или его. Или их обоих. Она укачивает ребенка и поет колыбельные, делая вид, что жизнь очень проста и приятна. И плачет.
Где мужчина, потерявший веру в свой флаг, не жалеет о том, что состарился слишком быстро, а иллюзии утратил еще быстрее. Где он не застрял во вчера, вспоминая о том, кем он был, и грезя о том, кем он мог бы стать. Где он не подкармливает воспоминания слишком большим количеством виски - себе во вред, - а потом пытается компенсировать пробелы в реальной жизни тем, что принимает все меры, чтобы женщина и ее ребенок были всегда в безопасности и чтобы о них было кому позаботиться. Где он не ненавидит Малдера за то, что бросил их всех. Где он не ненавидит себя за то, что тоже хочет сбежать. Но он не оставит ее одну. Никогда. Каждую неделю он посылает ей половину своей зарплаты (оставляя только минимум - на оплату счетов и на выпивку). И каждый вечер сидит перед телевизором с выключенным звуком и делает вид, что умер в молодости достойной смертью. И делает еще глоток.
Где отец, который не смог защитить своего сына, не доводит себя до крайности, пытаясь доказать, что и он хоть иногда может кого-нибудь спасти. Где прекрасным весенним утром он не умирает на заднем крыльце дома серийного похитителя детей, потому что маленькая девочка закричала, и он не захотел ждать подкрепления. Где он улыбается, чувствуя, как пуля разрывает его сердце, потому что знает, что уходит в то место с зелено-красно-голубыми игровыми площадками, где все искупается, и все маленькие мальчики в безопасности. Где он жалеет только о том, что женщина и ребенок, чью фотографию он носил в кармане, не были его женой и сыном, потому что если бы они были, тогда у него появился бы повод остаться жить. И его новый напарник держит его за руку и говорит, что он выкарабкается, но он знает, что это ложь. Он уже видит качели и лесенки. Его последние слова будут обращены не к его сыну, а мысли - не к его воспоминаниям. Они будут обращены к Дане Скалли, даже если она будет в этот момент находиться далеко. И эти слова, наверное, будут "Я люблю тебя". Даже если он знает, что он не должен говорить эти слова. Он закрывает глаза - и обретает покой.
Где крестоносец, который хотел только любви и жизни, не продолжает отвергать и то, и другое, постепенно становясь пустым изнутри, выхолощенным, как сломанная морская раковина. Где он не находит Истину - полную и совершенную, - чтобы обнаружить, что не осталось никого, с кем можно было бы ее разделить. Теперь это уже не имеет значения, потому что весь мир верит. Они верят ему, но ему уже все равно. Он этого не хочет. Потому что она больше в него не верит. Где он не вынужден жить с этим знанием - что забрал у нее веру, что вырвал любовь, которая была ей нужна. Единственная вещь, которую она хотела для себя. Он пытается оправдаться перед сыном за то, что бросил его, отправляя ему на дни рождения и на Рождество свои карточки, вложив в них по пять сотен долларов. Десять лет проходит, двенадцать лет, и карточки начинают возвращаться. Нераспечатанными. Он спас мир, но готов продать его обратно Сатане, если бы у него был хоть один шанс начать всё сначала. Один шанс, чтобы всё начать сначала. Конечно, однажды ночью он исчезнет, как истинный герой. А перед этим безликие люди выстрелят ему в голову. И он успеет подумать - верила ли она когда-нибудь, что он любил ее. И умрет, надеясь, что верила.
Да, есть место, где мир таков, каким должен быть, и солнце всегда сияет, и герои всегда побеждают. Тайное место, где все истории кончаются счастливо, все дети в безопасности, а любовь побеждает всё. Иногда мы находим это место. Иногда - нет.

назад

------------------------