СКОРБЬ ЖИЗНИ Она все еще кричит. Столько часов прошло, а она все еще кричит. Ее тело застыло, пальцы крепко сжаты в кулаки, которые разживаются только для того, чтобы нажать на клавиатуре кнопку «Страница вниз». Исходящее от нее напряжение заставляет мои усы приподниматься на концах. Она еще не набрала вес, и круги у нее под глазами никуда не делись. Ее глаза – как голубые сосульки страдания. Потребуется больше, чем три дня, чтобы стереть три месяца боли. - Ну что, будешь обедать? – спрашивает он неожиданно. Забывает, что иногда снова становится привидением. Она приподнимает левую руку, но даже не смотрит на часы перед тем, как ответить: - Нет. - Хорошо, тогда скажи мне, когда проголодаешься. Он обеспокоен. Это видно по морщинам у него на лбу. - Нет, просто иди. Я не проголодаюсь. Сразу видно, что это его огорчает. Возможно, он даже несколько удивлен ее частностью. Но как она может прикидываться в этих стенах? Для нее это невозможно. Слишком многое здесь произошло. Конечно, она не голодна. Мы делали все возможное, чтобы запихнуть в нее как можно больше витаминов хотя бы раз в день – для того, чтобы она окончательно не растаяла в воздухе. Кроме того, вы не можете есть, когда кричите. Самое печальное – мы думали, что с ней будет все в порядке. С ней было все ‘в порядке’. Всегда всё ‘в порядке’. Когда он бесследно исчез на месяц, с ней было все ‘в порядке’. Когда мы нашли в его компьютере сообщения, в которых говорилось, что он должен придти один, если хочет еще когда-нибудь увидеть живой своего очаровательного напарника, с ней было все ‘в порядке’. Она была ‘в порядке’, когда опознавала его изуродованное тело, плавающее в зеленой жиже. Лицо, похожее на лицо его сестры. Она была ‘в порядке’, когда врачи, сначала странным образом улетучившиеся, теперь вдруг подтвердили, что он умер от неизвестной вирусной инфекции. Когда этот немыслимый тип – не человек, а какой-то ходячий табачный склад - остановил нас на улице и выразил ей свое сочувствие с таким видом, словно он действительно искренне опечален, она была ‘в порядке’. А потом совершенно без предупреждения она перестала быть ‘в порядке’. И весь прошлый месяц она была далека от того, чтобы быть ‘в порядке’. Фрохики в панике описал ту сцену по телефону. Но это было ничто по сравнению с реальностью - увидеть ее лежащей на полу в гостиной. Неяркий свет освещал две пустые бутылки из-под джина и тонкую струйку крови там, где она ударилась головой о край стола. И в первый раз на вопрос «Ты в порядке?» она дала другой – не утвердительный – ответ. Она произнесла: «Он мертв.» После того случая мы привезли ее сюда, чтобы присматривать за ней. Неделю спустя начались крики посреди ночи. Первые три ночи - просто продолжающийся крик “нет, нет, нет…” Крик, эхом прокатывавшийся по комнатам, в которых мы жили, заползавший в одежду, впитывавшийся в стены, перемешиваясь со стонами работающих компьютеров. И ни у одного из нас не было ни малейшего представления, что можно сделать. Просто ждать, когда это закончится. А потом была ночь с грозой. Из-за грома я почти не слышал, как хлопнула дверь. Но я также не слышал и ее криков, а это даже во сне беспокоило меня. Набросил плащ и взбежал вверх по лестнице на крышу – и едва успел вовремя схватить ее за руку, когда она бросилась к перилам, крича под дождем. Я до сих пор не знаю, спала она или нет, собиралась спрыгнуть или остановилась бы. В любом случае, она была слишком слабой, чтобы бороться со мной, несмотря на ее попытки сопротивляться. Потом она сдалась, упала на выщербленные плитки крыши и заплакала. Похороны были еще хуже. Да, это было хуже, чем любой лунатизм с попыткой самоубийства, потому что она была неподвижна и спокойна, несмотря на то, что все время беззвучно кричала. Интересно, знал ли он, что она была его вдовой? Я всегда подозревал, что среди его предков были евреи, скорее всего, со стороны матери. Это было невероятно, если не сказать больше, - видеть отблески солнца, сверкающие на ее крестике, когда она шептала каддиш вместе с его матерью. Не знаю, когда она этому выучилась. Может быть, просто знала. Господи, я говорю, как сумасшедший, но я уверен - она просто знала. Она сделала шаг вперед, чтобы бросить первую горсть земли, - право вдовы, если нет сына. Что-то пробормотала, - я не расслышал, что именно, - комку земли перед тем, как позволить ему упасть на его гроб. А потом она совершенно перестала есть. Не то чтобы раньше она слишком много ела, но мы вдруг осознали, что ни один из нас троих не видел, чтобы она что-нибудь ела в течение четырех дней. Витаминные смеси были идеей Лэнгли. Она могла пить их через трубочку, и если нам удавалось уговорить ее съесть какую-нибудь твердую пищу в течение дня, мы считали это большим достижением. Мы хотели, чтобы ее начальник, - Скиннер или как его там, - имел весьма смутное представление о том, что происходило на самом деле. Он предложил ей взять больше времени и отдохнуть, но она настояла на том, чтобы вернуться к работе вскоре после похорон. Мы сдавали ее костюмы в химчистку и гладили ее блузки… Можете представить себе Лэнгли, который гладит блузку? Она уезжала в офис в 6.45 и возвращалась в 18.45 с абсолютно одним и тем же выражением лица. С той ночи на крыше она не плакала, по крайней мере, ни перед кем из нас. Хотя по-прежнему кричала. Однажды вечером он появился на нашем пороге, и она просто смотрела во все глаза на монитор над дверью. Фрохики отпер дверь, а она продолжала, не отрываясь, смотреть на изображение входа, где уже никого не было. Выражение ее лица не изменилось, когда она обернулась, чтобы увидеть, как мы трое превращаемся в восторженных щенков. Мы бурно приветствовали его. А когда нас выставили вон, мы видели все, что происходило дальше, на записи. Он широко улыбнулся, обнял ее за плечи. А она ударила его. Сильно. - Я тебя похоронила, - сказала она тихо. - Знаю, - пробормотал он, прижимая руку, которой она ударила его, к губам и опускаясь перед ней на колени. - Где ты был? - В аду, - ответил он бесстрастно, не выпуская ее руки. Стоя перед нею на коленях, он почти обожествлял ее. - Ты мертв, Малдер. - Нет. – Он приложил ее руку к своей груди – поверх сердца – и покачал головой. – Нет, уже нет, еще нет. Я жив, Скалли. И тогда он ее поцеловал. На одно мгновение ее тело перестало кричать и потянулось к нему. Потом он уткнулся лицом в ее бедро и начал судорожно всхлипывать. Она что-то мягко прошептала, притянула его к себе, прижала его голову к своей груди, а он продолжал плакать. Ее пальцы коснулись его лица, приподняли его за подбородок… и я выключил мониторы. Некоторые вещи не подлежат огласке. Даже здесь. - Ваниль или шоколад? – спрашиваю я, не обращая внимания на вопросительные взгляды Малдера. Я к ним уже привык. Он не задает вопросов о ее вещах в ящиках наших комодов, или о ее халате в ванной комнате, или о ее документах, разбросанных по всем горизонтальным поверхностям, только вопросительно на нас смотрит. Я знаю, что она все еще ест не очень хорошо, даже несмотря на то, что вернулась в свою квартиру, и у нас больше нет возможности присматривать за ней. - Все равно, Байерс, - отвечает она. - Голубая или фиолетовая дурацкая соломинка? – спрашивает Фрохики. Она почти улыбается. Фрохики реабилитировал себя за все свои многочисленные промахи – тем, что в эти длинные месяцы заставлял Скалли почти улыбаться. - Как Человек-паук, - говорит она. - Хороший выбор. Ты что-нибудь хочешь, Малдер? Он качает головой. - Байерс, можно с тобой поговорить? – наконец произносит он. Я три дня этого ждал. - Она жила здесь? - Надо же ей было где-то жить. - Почему не в ее квартире? Я качаю головой. Конечно, Лэнгли привел все в порядок до того, как Малдер увидел, что там творилось. Хозяйственные навыки Лэнгли стали для нас потрясающим откровением. - Она бы не захотела, чтобы я отвечал на этот вопрос. Он начинает злиться. - Почему, черт возьми? - Послушай, ей было достаточно тяжело, когда ты пропал. Не делай свое возвращение еще более тяжелым испытанием, Малдер. – Не совсем уверен, что я имею в виду, говоря так, но, похоже, он меня понял. В любом случае, он хлопает меня по плечу. - Я наверстаю упущенное, - обещает он спокойно. Я стараюсь не засмеяться. - Да уж, пожалуйста. Никто никогда не будет любить тебя так, как она. Гм… это потрясает его. Он даже не может закрыть рот. Хорошо. Да, знаю, что подталкиваю события. По крайней мере, надеюсь, что подталкиваю. И это главное. Теперь к беседе присоединяется Фрохики. - Малдер, я, конечно, не самый лучший в мире эксперт по части женщин, - выдает он. Ну, сказать так – значит, ничего не сказать… - Но ты должен взять отпуск для поправки здоровья, который есть у вас обоих, и поехать куда-нибудь, где много воды и мало народу. Малдер обдумывает его слова не больше секунды. Потом его лицо расплывается в широкой улыбке. Он возвращается к Скалли, кладет руки ей на плечи и говорит: - Ты когда-нибудь была в Эрствиле, штат Орегон? Здесь тихо и прохладно. Совсем не похоже на искусственное тепло моей квартиры или яркую электрическую жару берлоги Стрелков. Признаться честно, я почти скучаю по их норе. Там было грязновато и мрачновато, но удобно. Здесь тоже удобно. И тихо. Именно поэтому я не могу спать. Последние две недели в моей квартире были почти бессонными. Я привыкла к пищанию, жужжанию и свисту компьютеров, модемов и прочих приборов. И к храпу Фрохики. А здесь только ветер, плеск волн да редкая песня ночной птицы. Езда была невероятной. Я заснула у него на плече и проснулась, когда он съехал на придорожную траву, прижал меня к себе, как самую главную драгоценность в жизни, и начал медленно меня покачивать. Я вопросительно посмотрела на него. Но он просто пробормотал неубедительные извинения и снова выехал на дорогу. - Куда мы едем? Мне пришло в голову, что я должна была задать этот вопрос давно. Скажем, когда он купил билеты и направил нужные бумаги Скиннеру. Вместо этого я позволила вести себя – примерно так же, как позволяла Стрелкам кормить меня и гладить мои вещи. Это время прошло. Я поднимаюсь на поверхность. - В летний домик моих родителей – купленный для того, чтобы уезжать, когда устанут от нас, - говорит он. Я усмехаюсь. - Сколько летних домиков было у твоих родителей, Малдер? – спрашиваю я и запоздало осознаю, что фраза звучит не слишком корректно. Похоже, он не замечает. - Думаю, шесть, - говорит он рассеянно. Ну, это может служить ответом на вопрос… Славная семейка, эти Малдеры, что и говорить... Шесть летних домов, дом его матери в Гринвиче и дом, в котором жил его отец. А Малдер живет в крохотной однокомнатной квартире. - Хотя они никогда его не использовали, - продолжает он. – Моя мать ненавидит океан. - Значит, он рядом с океаном? – спрашиваю я. Он улыбается. По тону моего голоса он может заключить, что сделал что-то правильное. - Да, Скалли. Это хорошо? Хорошо ли это? А приехать с ним сюда – это хорошо? А остаться с ним наедине в домике его родителей, предназначенном для бегства, – это хорошо? Безусловно. Ладно. Мы оба знаем, что приехали сюда, чтобы остаться наедине – или разделить “одиночество вдвоем”. Это зависит от того, насколько честными мы решим быть друг с другом. Я нахожусь в главной спальне. Он неспокойно спит в соседней комнате. Оставил окно открытым, и холодный морской воздух заставляет его дрожать под одеялом. Я закрываю окно и смотрю, как он спит. С его возвращением я снова становлюсь собой. Я даже не осознавала, до какой степени определяла себя через «мы» до того момента, как он исчез, и некоторая часть меня, вероятно, решила, что без него во мне вообще нет надобности. Смутно помню время, когда не нуждалась в нем. Понятия не имею, как попала на крышу, и это меня испугало. Хвала Господу за острый слух и быстрый шаг Байерса. Не говоря уж о его стойкости и терпении – не всякий будет сносить тумаки от женщины в бреду. Малдер по-прежнему дрожит под одеялом, губы его беззвучно шевелятся. Я глажу его по волосам, и он мгновенно успокаивается. Дыхание выравнивается, он слегка улыбается. К моему удивлению, и, если меня заставят признаться, удовольствию, он притягивает меня к себе. Я сажусь на край постели, не желая сдаваться своему желанию - забраться под одеяла рядом с ним. Я беру его руку в свои, и он сонно улыбается. Его глаза открываются. Он смотрит на меня и тянет за руку, пока я не наклоняюсь ближе к нему. - Здесь холодно, Скалли, - сообщает он хриплым от сна голосом. - Ты оставил окно открытым, Малдер, - говорю я. Он сжимает мою руку и касается ладонью моего лица. - Ты теплая, Скалли, - замечает он. Я делаю над собой усилие, чтобы не улыбнуться. Господи, это глупо. Мне необходимо дотрагиваться до него. А ему необходимо дотрагиваться до меня. - Подвинься, - приказываю я. И позволяю себе роскошь - разделить с ним постель и поделиться своим теплом. Он мгновенно хватает меня в объятия, прижимает мою спину к своей груди и кладет большую ладонь мне на живот. Он голый, не считая плоски ткани у него на бедрах. Но я нахожусь так близко к нему... Я могу чувствовать биение его сердца. Он жив. Я все еще должна время от времени напоминать себе об этом. Он жив. Так я и засыпаю. А когда просыпаюсь, Малдер лежит, опираясь на локоть, одной рукой поглаживая мои волосы, а другой выписывая замысловатые круги на моем животе. Каждая клеточка моего тела пробуждается мгновенно. Трудно поверить, но я настолько возбуждена всего лишь от этих прикосновений и выражения обожания в его взгляде, что едва сдерживаю стон. - Они собирались убить тебя, - шепчет он прерывисто. - Малдер. - Убить и прислать мне тебя по кусочкам… - Малдер. Он по-прежнему ласкает меня, и теперь его глаза темные и мокрые. - Когда я предложил им себя, они показали мне твою фотографию… - его голос ломается. Он уже говорил, не вдаваясь в детали, что, по всей вероятности, был создан мой клон с одной вполне определенной целью – мучить Малдера и заставить его сделать что-то вроде признания. - Малдер, я здесь. - Они положили тело в одну камеру со мной, после того, как убили ее, Скалли. - И в этот момент ты сбежал? – спрашиваю я с любопытством, хотя знаю, что ему удалось добраться до ближайшего маленького городка и найти телефон. Как же ему все-таки удалось выбраться? Он слабо кивает, слезы начинают капать из его глаз. - Мне помогли. - Кто? - Ты не поверишь. Курильщик? Похоже, его удивил такой вывод. - Как… - Я подумала, что это должен был быть либо он, либо Крайчек. Он проводит большими пальцами по моему лбу и выдыхает: - Какой прекрасный ум, и они собирались уничтожить его из-за меня… Я притягиваю его ближе, прижимаю его лицо к своей шее, и он начинает плакать по-настоящему. - Я жива, Малдер, я жива… Теперь его сердце колотится рядом с моей грудью, его руки вцепляются в ткань моей пижамы. Я беру его ладонь и засовываю под пижаму, чтобы он мог ощутить тепло моей кожи. Его пальцы вонзаются в тело, но это не причиняет боли. Его рот приоткрыт... дыхание неровное. - Я так устал, Скалли, - шепчет он. Звучит как извинение. Странно… Я глажу его волосы, спину, несколько раз целую в лоб. - Тогда отдохни, Малдер, - говорю я своим самым спокойным голосом. - Хорошо, - бормочет он покладисто, крепко обнимая меня. – Скалли? - Что? Т- ы, возможно, думаешь, что я не должен этого говорить, но я люблю тебя. По-настоящему люблю, Скалли. Я люблю тебя. И ты не обязана отвечать мне взаимностью. Он что, шутит? Или до такой степени не уверен в себе? - Господи, Малдер. Ты же знаешь, что я люблю тебя. - Правда? – Господи, он что, действительно ничего не знает? Невероятно. - А по какой причине, как ты думаешь, я оставалась с тобой все это время, а? Он напряженно усмехается. - Я считал, что мне чертовски повезло, что ты со мной, Скалли, поэтому я не должен испытывать судьбу. Я снова целую его в лоб. - Поспи, Малдер. Снова и снова провожу пальцами по его волосам – и чувствую, что его дыхание, касающееся моей шеи, замедлилось. Прижимаюсь щекой к его макушке, глубоко вдыхаю его запах. Наконец тепло его тела проникает в меня, и я засыпаю, не боясь ночных кошмаров. Посмотрите, как она спит с этой почти улыбкой на губах. Она здесь, теплая и живая. Красная кровь течет под ее кожей, и я могу почувствовать ее тепло, если дотронусь до нее. Сейчас я не касаюсь ее, несмотря на то, что мне очень сильно этого хочется. Хочу увидеть, как он проснется, потянется и откроет глаза – не зная, что я здесь. Она негромко вздыхает и закидывает руки за голову. Поворачивается на бок и протягивает руку. Мне требуется мгновение, чтобы осознать, что она тянется ко мне. Какая прекрасная мысль! Ее рука встречает пустое пространство, и она резко садится в постели со смущенным и растерянным видом. Теперь я чувствую себя ублюдком. Сколько ночей ей снилось, что я рядом, и она просыпалась с холодным осознанием того, что я мертв? Стрелки не станут говорить об этом, но ей было довольно непросто жить с ними. Один из моих врагов – самый невменяемый - прислал мне кассету с записью похорон, но Байерс, помогавший приводить в порядок мои “посмертные” бумаги, в тот момент находился рядом. Он увидел только первых пятнадцать секунд записи - вытащил кассету и швырнул ее об стену. Не думаю, чтобы я хотел знать остальное. - Привет, – говорю я тихо. Она моргает и улыбается. - Привет. Ты уже встал? - Ага… Скалли, ты в порядке? Она трет глаза. - Я есть хочу, - говорит она. Кажется, она удивлена своими словами. Я наклоняюсь и заправляю волосы ей за уши. - Хорошо, потому что я приготовил завтрак. Она странно смотрит на меня. - Ты – что? Я поднимаю с пола ее тапочки и держу их перед ней так, чтобы она могла просунуть в них свои маленькие ступни. Потом поднимаюсь и держу ее халат. Она становится спиной ко мне, просовывает руки в рукава. Я обнимаю ее сзади и завязываю пояс халата. Она кладет ладонь на узел - и на мои руки. Определенная часть моего тела желает, чтобы я не добавлял лишнего слоя одежды между нами. Но самое большее, что я себе позволяю, - уткнуться лицом в ее спутанные волосы. - Скаллиииии… - Я вернусь через минуту, Малдер, - говорит она. Она возвращается, вооруженная губной помадой и расческой, и начинает с пугающей энергией поедать все, что я ставлю перед ней на стол. Бекон, бисквиты, яичница уничтожены за время, которое мне потребовалось, чтобы переставить посуду в раковине и намазать масло на хлеб. Скалли смотрит на мою тарелку, стоящую в опасной близости от ее левой руки. - Ты все еще голодна, Скалли? – спрашиваю я с улыбкой. Она качает головой и говорит: - Нет, я в порядке, Малдер. Я и не знала, что ты умеешь готовить. Я усмехаюсь. - Скалли, время от времени и мне требуется пища, которую не доставляют в картонных упаковках. - Возможно. Или другой вариант – хозяева всех ресторанов в твоем районе узнали, что ты всегда жадничаешь дать на чай, - и отказались доставлять тебе еду. Я опускаю голову. Совершенно верная оценка моей проблемы. Скалли пользуется этим моментом, чтобы стащить кусочек бекона с моей тарелки. Моя ладонь автоматически сжимается вокруг ее запястья. И она издает этот негромкий звук, похожий на выдох, который не имеет никакого отношения ни к удивлению, ни к страху. Я его игнорирую, потому что если я не буду его игнорироваться… ну, мы оба знаем, что в таком случае произойдет. Вместо этого набираю полную ложку яичницы и протягиваю ей. Она крепко сжимает губы и трясет головой. - Давай же, Скалли. Я знаю, что ты все еще голодна. Она снова качает головой. Я вижу улыбку, зарождающуюся в уголках ее губ. Она играет со мной. Господи, я люблю, когда Скалли играет. Хорошо, но я хочу победить в этой игре. - Эй, Скалли, я слышал по дороге сюда, что погода здесь нехарактерна для этого времени года. Оказывается, спутник недавно исследовал этот район. Знаешь, Фрохики говорит, что есть соображения, что этот спутник – всего лишь прикрытие для передовых экспериментов Tesla Technologies и… - Малдер, это… ээээ… - Надеюсь, я не слишком сильно впихнул ложку ей в рот. Она пытается не смеяться. Жует яичницу, глотает, смотрит на меня сердито и говорит: - Малдер, ты сумасшедший. Я до абсурда ревную сейчас к своей ложке. - Да, Скалли. Она отодвигается от стола и берет свою тарелку. - Что мы сегодня делаем, Малдер? - Ничего, - отвечаю я. Она приподнимает бровь. - Ничего? - Ага, очень много ничего… - Звучит неплохо, - говорит она. Так и получается на самом деле. Мы проводим утро на веранде, Скалли читает четырехлетней давности номер Медицинского журнала Новой Англии, а я - старые выпуски Омни. Мы прогуливаемся вдоль воды босиком, а когда на обратном пути приближаемся к дому, она останавливается, чтобы поспорить со мной о возможности существования разумной жизни где-либо во вселенной, и хватает меня за руку. Это заставляет меня замолчать. Ее победительная усмешка того стоит. Мы вместе готовим обед. Очень мило. Скалли обращается с ножом для чистки овощей с такой же уверенностью и умением, как со скальпелем. И, несмотря на наш спор о том, как долго продукты должны оставаться на плите, мы умудряемся приготовить вполне приличный обед. Потом зажигаем огонь в камине и смотрим канал Дискавери. Да, мы - пара тупиц. Мы знаем, что нам нравится, и даже если это секреты гробницы фараона, значит, так тому и быть. Потом наступает трудный момент. Скалли исчезает в душе и возвращается в ночном ансамбле, которого я у нее никогда раньше не видел. Не обычная голубая пижама, как прошлой ночью. Это что-то вроде синего кимоно поверх голубой ночной рубашки. Печально, но я не думаю, что это одеяние должно было стать провокационным. Но, черт возьми, на Скалли всё смотрится, как провокационное одеяние, особенно когда она не надевает лифчик. Так каков следующий ход? Выстрел наповал? Скалли берет инициативу. - Я иду в постель, Малдер. Ты идешь? Если хочешь. Зависит от того, чем мы займемся, когда окажемся там. Ага, уже бегу. Уф… постель? Ээээ… если лампа будет гореть, тебе это помешает? Она отрицательно качает головой и робко направляется к спальне. Хорошо, хорошо, я могу с этим справиться. Могу спать со Скалли в одной постели и не приставать к ней. Не утону в слезах у нее на груди, как это было прошлой ночью. Нет, не буду, не буду вести себя, как идиот. Приму душ, чтобы стать таким же чистым, как она, надену тренировочные штаны и футболку вместо того, чтобы спать в трусах. Приоткрою окно, чтобы холодный воздух напоминал мне обо всех тех вещах, которые я не буду делать. Я натяну простыню на голову… Сначала я решил, что она спит, свернувшись калачиком рядом со мной. - Малдер, здесь холодно, - жалуется она самым обворожительным голосом, который я когда-либо от нее слышал. Ладно, на самом деле не такой уж он обворожительный. Это обычное нытье Скалли, но мне нравится все, что она делает, если она одета в эту синюю штуку. Она поворачивается, и я вижу, что она на самом деле раздражена. Вместо этого мои глаза упираются в ее грудь – и в доказательство, что ей действительно холодно. - Тебе холодно? - спрашиваю я. - Именно так я и сказала, Малдер. Ты опять оставил окно открытым? - Иди сюда, - говорю я, протягивая руку. Скалли без колебаний уютно устраивается в пространстве между моей рукой и моим телом, используя мою грудь в качестве подушки и положив одну ногу на мою. О, к этому я не был готов. Я глажу ее волосы и делаю вид, что читаю, пока не убеждаюсь, что она заснула. Потом откладываю книгу, выключаю свет и крепче прижимаю ее к своей груди. О Боже, что это было? Она хоть представляет, что сейчас сделала? Если она пыталась меня разбудить – ей это удалось. Если бы бедро Скалли скользнуло по вашему члену – вы бы тоже мгновенно проснулись. Она только что поцеловала меня в грудь? Да, да, так она и сделала. И укусила меня или, во всяком случае, прикусила. Я просто дернулся и крепче прижал ее голову к моей груди. Она застыла на полмгновения, потом полностью прижалась ко мне перед тем, как перевернуться в моих руках и прижаться ко мне спиной. Ну и к чему она клонит? - Малдер, ты не спишь? Мне остается только рассмеяться. - Боже мой, Скалли… - Я говорила, чтобы ты закрыл это чертово окно, Малдер! Она всегда находит способ получить от меня то, что ей хочется. Я драматически вздыхаю, отбрасываю одеяло и бегу к окну. В комнате просто колотун. Так я ей и говорю. Она смотрит на меня с выражением 'Я же тебе говорила’. Скалли, пока меня не было, полностью захватила теплое место в постели. - Скалли, - хныкаю я, пытаясь пристроиться к ней. Она отодвигается. – Скалли, тут холодно. - Сам виноват. А я тебе велела закрыть окно, Малдер, - отвечает она, по-прежнему отодвигаясь назад, опасно близко к краю. - Ты сейчас с кровати упадешь, - предупреждаю я. - Нет, не упаду. – Ее голова свешивается с края постели, и я подхватываю ее, втаскиваю обратно – и подминаю под себя. – Ну, я же говорила, что не упаду. - Ты опасная женщина, Скалли. В ответ она слегка стонет и пытается вывернуться. Ей удается высвободить одну руку, но я быстро прижимаю ее к постели. И снова он, тот же тихий выдох. За которым следует этот взгляд… - Скалли… - Что? – спрашивает она, тяжело дыша. Мне очень трудно находить подходящие слова, несмотря на то, что она перестала извиваться подо мной. – Что? – снова спрашивает она с возбуждением. - Черт… - Да. - Что? – Кажется, он совершенно сбит с толку моим ответом. Я чувствую, как его дыхание становится короче, а другая его часть становится больше около моего бедра. - Ответ на твой вопрос, Малдер. Он пытается смотреть куда угодно, только не на меня, но хоть он и прижал меня своим телом, я держу его гораздо крепче своим взглядом. - Я не… я не задавал вопрос, Скалли… Вопрос. Честный выбор слов. - Не вслух, - отвечаю я, слегка раздвигая ноги. И приказываю себе не стонать, когда он устраивается там. Он вздыхает и покусывает нижнюю губу. – Спроси меня вслух, Малдер. - О чем? Ну же, Малдер. - Спроси меня, - повторяю я спокойно, - спроси с помощью своего рта. Господи, у него приятный вкус. Как кофе и семечки. Он все еще держит мою кисть, но не применяя настоящую силу. Я могу без труда освободиться от него, но что на земле может заставить меня сделать это? Он углубляет поцелуй и запускает пальцы мне в волосы. Это не вопрос. Когда мы отодвигаемся друг от друга, я так ему и говорю. Он усмехается и начинает целовать мой рот, щеки, подбородок, шею. Очень хорошо, говорю я, проводя руками по его спине. Мне нужно отделаться от его футболки. Она совершенно ни к чему. Он стонет и вздрагивает, когда я слегка провожу ногтями по его позвоночнику. Приподнимается, чтобы снова уставиться на мои груди. Мои соски тверды, но теперь это уже не от холода. На его лбу появляются морщины, когда он разглядывает мою грудь и ощупывает кружевной край ночной рубашки. - Скалли? - А? – отвечаю я как можно более невнятно. - Как ты снимаешь эту штуку? Господи, у него такой хриплый и сексуальный голос... Улыбаясь обольстительной, надеюсь, улыбкой, я медленно снимаю рубашку через голову. Теперь я обнажена, полностью и совершенно обнажена. И Малдер глазеет на меня с выражением, пригодным только для кораблей пришельцев. Сначала его прикосновения осторожны, словно он боится, что я исчезну, если он слишком сильно надавит на поверхность. Потом внезапно, с резким стоном, его руки и рот оказываются везде, лаская, прижимаясь, покусывая... Этого становится слишком много. Мое тело не в силах этого выдержать. Я по-настоящему дрожу. Я не дрожу. Тихий стон вырывается из моего рта, когда его губы добираются до моей груди. Он поднимает голову и с улыбкой смотрит на меня. Я осторожно обнимаю его, переворачиваю нас на бок. Теперь моя очередь. Я провожу руками по его груди, по спине, по плечам. Он утыкается лицом мне в шею и стонет, касаясь моей раскрасневшейся кожи. Его руки снова на мне, двигаясь ниже… - О Боже… Это я? Нет, да, думаю, это мы оба. Он начинает ласкать меня. - Господи, это так хорошо… Мое тело подчиняется его рукам, и он закрывает глаза. Что-то не так. Слишком энергично, слишком страстно. Должен быть легкий вдох и мягкая судорога, но этого не происходит. Мое тело испытывает такие ощущения, словно находится внутри звезды. Я глубоко дышу, чтобы удержаться от крика, и мои руки сжимаются в кулаки у его спины, чтобы контролировать мою дрожь. Малдер останавливается. - Скалли, что ты делаешь? Я смотрю на него. О чем это он? Он мягко целует меня и бормочет: - Чего ты боишься, Скалли? Потерять контроль? - Он снова ласкает меня. О Господи… - Я люблю тебя, Скалли, и здесь речь идет не о контроле. Он отстраняется от меня, рывком стаскивает с себя тренировочные штаны. Ложится на спину, и я оказываюсь сверху. Внезапно я понимаю, к чему он ведет. Его голос звучит, как хриплый стон: - Речь идет всего лишь о тебе и обо мне, Скалли. Доверься мне. - Да… - Да, Скалли, вот так… вот так… - О… Малдер… Даже представить себе не могу, как глупо я выгляжу, но когда открываю глаза, вижу, что он вовсе не думает, будто что я выгляжу глупо. На самом деле, эти мои нелепые стоны и возня могут по-настоящему возбуждать его. Малдер стонет, и звук заставляет меня двигаться. На моих губах появляется улыбка. Господи, он прав, это сексуально. Это невероятно сексуально. Я хочу услышать, как он сделает это снова. Это вызывает сильные, незнакомые содрогания в моем теле, но за каждой дрожью, каждым звуком, отдающимся в моей груди, следует такой же – полный экстаза - ответ от него. Я двигаюсь вверх медленней и вниз быстрее, для поддержки равновесия опираясь на его плечи. - Еще, Скалли, - выдыхает он. Господи, он прекрасен. Зеленые глаза стали черными, руки впиваются в мои бедра, направляют меня, ускоряют мой темп. Он запрокидывает голову, тяжело дыша. Я тоже закидываю голову, и кончики длинных волос касаются моей чувствительной кожи. И двигаюсь в своем ритме, не повинуясь его рукам. Его тело приподнимается навстречу моему, и контакт взывает ‘О Боже Малдер’… Я так близко, так близко… Он снова наблюдает за мной с этим бездонным выражением, словно я божество. Одна рука опускается на исцарапанную кожу на моей спине, проводит по отметине, и я вздрагиваю, так близко от края, что это почти больно. Он с силой приподнимается, и я чувствую на мгновение, что, вероятно, я все-таки божество, потому что определенно ни одно смертное существо не способно выдержать такой восторг. Наверное, я кричу. Словно откуда-то снаружи моего тела я чувствую, как он двигается в одном ритме с моими спазмами, выкрикивая мое имя, а потом полностью останавливается, выдохшийся. С последним вскриком я падаю ему на грудь. Его руки перемещаются с моих бедер на спину и волосы. - Скалли? - А… - Господи, я даже и говорить сейчас не могу. Он смеется. - Я тоже, Скалли. Я смеюсь в ответ. Он поворачивает нас на бок и смотрит на меня, все еще играя с моими волосами. -Малдер? Ну вот, так-то лучше. Дышу я пока еще тяжело, и щеки мои пылают, но это нормально. - Да, Скалли, - отвечает он сонно. - Ты действительно думаешь, что это судьба, что мы встретились? – Он говорил о судьбе раньше. Я должна спросить. Он пожимает плечами и крепче обнимает меня. - Не знаю, Скалли. Судьба, шанс, случай… Я просто счастлив, что мы встретились. - Да. - Я вдруг очень устала. – Малдер? - Да, Скалли? – бормочет он неуверенно. Я треплю его волосы. - Здесь жарче, чем в аду. Открой это чертово окно. Он начинает хохотать – нечто, что я слышала крайне редко. Мне это нравится, очень. Он делает так, как я просила, а потом накрывает нас одеялами. - Может быть, это не судьба, Скалли. Может быть, это кара. - Спокойной ночи, Малдер. - Что это такое? - А, значит, ты помнишь, где они были? – Он усмехается ей. Она смотрит сердито. - Что это такое? Как долго ты наблюдаешь за ней? Она не может быть старше 12-ти лет на некоторых из этих фотографий. - Эта была единственная, которую ты нашла? - Нет, было пять других. Что произошло с ними? - Они были задуманы и выполнены… неудовлетворительно. Она скрещивает руки, прижимая к груди папку. - Я тебя не понимаю. Он молчит, стряхивая пепел. - Нет, больше ты меня не понимаешь. - Почему она? Почему не одна из прочих? - Она мне нравится. А тебе? - Она хорошо уживается с его дурацкими выходками и заботится о нем и… она любит его больше, чем я когда-нибудь смогла бы. Так что да, она мне нравится. - Так я и думал. - Не прикидывайся, что ты сделал свой выбор из-за меня. - Я к этому привык. Ты никогда не могла ничего решить сама, верно? Курить или не курить, сын или дочь, Билл или я… Хватит! – Тяжелое молчание повисло над его раздавленной сигаретой. Она нарушила его. – Ты в любом случае должен был принять решение. Создание тайн всегда было самой важной для тебя вещью. - Спасибо за документы. - Ответь на мой вопрос. - Может быть. - Ты все еще веришь в проект? – Он характерным жестом зажег сигарету. – Кому я должна о тебе доложить? - Теперь уже не имеет значения, во что я верю. Она заметила его оговорку. И с усмешкой приподняла голову. - Думаю, ты прав. Вряд ли для тебя это все еще имеет значение. Ты просто не знаешь, как остановиться. Он смотрит в сторону озера. Она следит за его взглядом, и ее голос становится мягче. - Как она? - Счастлива. Она кивает. - Он мог бы остановить тебя. Почему ты не убил его? - Есть много причин. Он важен для успеха… - Не пытайся что-либо приукрашивать ради меня. Я видела то же, что и ты. Ты ведь хочешь, чтобы тебя остановили, правда? - Очевидно, твой инсульт принес больше вреда, чем я предполагал. - Тогда зачем давать ему это? Зачем делать его сильнее? Он бросил сигарету и вдавил ее в грязь. Взял папку из ее руки, старательно избегая контакта с ее кожей, и повернулся, чтобы уходить. Он чувствовал, как ее взгляд буравит его спину, и еще раз развернулся на каблуках лицом к ней. Остановился, чтобы зажечь новую сигарету, и произнес: - Все мы хотим, чтобы наши дети были счастливы. Я ответил на телефонный звонок и сказал что-то бессмысленное вроде ‘Бюро добрых услуг “Золушка”. Открыто до полуночи’. - Байерс? - Скалли? Вы все еще в Орегоне? - Да. Ээээ… Не оставила ли я у вас в ванной свои золотые сережки? Я глубоко вздыхаю. На самом деле, она оставила несколько вещей. Но позвонила вовсе не поэтому. Я чувствую улыбку, растягивающую мои губы. - Думаю, да. Я сдам их на хранение до вашего возвращения. - Спасибо, Байерс, - отвечает она многозначительно. Я вешаю трубку. Лэнгли скрещивает руки на груди и выпаливает: “Ну?”. Я качаю головой. Мой ответ будет для них совершенно бессмысленным. Она перестала кричать. Примечание переводчика: этот рассказ написан в феврале 2001 года – раньше, чем на экраны вышел эпизод Dead/Alive.
|