ТРАГЕДИЯ И ЕГО ПАРТНЕР

Автор: April Leigh
Перевод: demensys

------------------------

Аннотация: Post-Requiem. Малдер возвращен. Но в каком состоянии?..

День Первый из Шести
Судя по тому, что медсестра избегала смотреть мне в глаза, вручая отчет, я поняла, что мне предстоит иметь дело с Трагедией. Один из тех пациентов, которым никогда не станет лучше, которые никогда не выйдут из состояния комы, никогда не смогут дышать самостоятельно. Никогда не поедут домой. Я работала медсестрой не слишком долго, но уже успела привыкнуть к подобным случаям. И знала, что вне зависимости от того, что мы, сражающиеся на медицинском поприще, будем делать для них, они все равно останутся Трагедией.
Фокс Малдер был для отделения интенсивной терапии Трагедией Месяца. Все медсестры одна за другой имели возможность принять на себя заботу о нем, и все они, одна за другой, пришли к одинаковому выводу: его случай безнадежен. Отчет о моих пациентах был быстрым и безболезненным. Кроме одного. Нэнси, медсестра из дневной смены, просмотрев картотеку, нашла информацию о моем последнем пациенте. Она откашлялась. После этого последовала серия знакомых нюансов - непродолжительная пауза, медленное покачивание головы и неспособность посмотреть в глаза медсестре, которая должна ее сменить.
- Койка номер десять - действительно печальный случай, - сказала она. Это было стандартное начало для всех отчетов о Трагедиях. - Фокс Малдер, агент ФБР. Вернее, Малдер. Его называют только по фамилии. Пара любителей пеших прогулок нашла его в лесу вечером накануне Рождества. Никто не знает, как долго он там находился. В любом случае, когда приехала скорая помощь, он был без сознания, но в относительно стабильном состоянии. Когда они подъезжали к приемному покою, у него начались судороги. Тут же было сделано рентгеновское обследование головы. Они выяснили, что у него серьезная мозговая травма неизвестного происхождения.
Нэнси пожала плечами и ответила на вопрос, который я не задавала.
- Кто знает? Никто не дал никакого вразумительного объяснения тому, что с ним все-таки произошло. Я случайно услышала разговор. Что-то вроде того, что он был похищен и пропадал несколько месяцев. Ты же знаешь, что ФБР всегда ввязывается во всякие сомнительные операции. Может быть, какой-то псих решил, что умеет делать лоботомию.
Я кивнула, не желая слишком об этом задумываться.
- Как бы то ни было, внутричерепное давление у него зашкаливало, и Весткотт прибыл, чтобы откачать немного жидкости и поставить отвод.
Я почувствовала легкий намек на надежду. Джек Весткотт был лучшим нейрохирургом в стране. Я видела, как он обратил не одну Трагедию в Триумф.
- К сожалению… - она сделала ударение на этом слове, произнеся раздельно каждый звук. - Во время операции у него остановилось сердце. Они с этим справились, но с тех пор он подключен к аппарату искусственного дыхания. - Она просмотрела свои записи, пытаясь найти еще какую-нибудь полезную информацию. - Сначала Весткотт думал, что есть шанс, что он выйдет из комы после того, как опухоль спадет, но он остается в овощеобразном состоянии - совершенно никакой реакции на внешние раздражители. Все его жизненные показатели чрезвычайно далеки от нормы, и вчера у него снова были судороги, которые никак не удавалось остановить. - Нэнси постучала пальцем по голове. - По-моему, здесь у него сплошные помехи. Весткотт сказал, это похоже на то, как если бы кто-то покопался у него в голове, что-то разыскивая и совершенно не заботясь о том ущербе, который будет нанесен в процессе этих поисков.
Развернув историю болезни, Нэнси сообщила мне остальные клинические подробности - жизненные показатели, результаты неврологических тестов, лабораторных анализов, назначенное лечение.
- Он долго не протянет, - сказала она, встречаясь со мной взглядом. - Так что не похоже, что тебе придется много с ним возиться. Я хочу сказать, что на бумаге он выглядит как тяжелый пациент, но на самом деле от него никаких хлопот. Речь идет скорее о создании комфорта ради соблюдения приличий. Покормить, перевернуть, простыни сменить - ну, ты знаешь…
Я поймала ее взгляд.
- А ты что думаешь? - Еще в школе для медсестер я усвоила, что интуиция медсестер со стажем во многих случаях заслуживает большего доверия, чем всякие тесты или даже мнение специалистов. - Как ты думаешь, есть ли шанс, что он…
- Ни в коем случае, - ответила она решительно, потом пожала плечами. - Вернее, конечно, я предполагаю, что он может выйти из комы, но для этого должно вмешаться божественное проведение. Судя по моему опыту, такие пациенты редко приходят в себя. Для них только два пути. Они либо попадают в реабилитационный центр, где через несколько месяцев умирают из-за проблем с легкими, либо могут оставаться в таком овощеобразном состоянии долгое время - пока родственники не решат, что Кеворкян был не так уж не прав. Но кто может сказать наверняка, верно ведь? Я слишком давно работаю медсестрой в интенсивной терапии, чтобы быть уверенной на все сто процентов.
- А что насчет его семейной ситуации?
Все знают, что пациенты-Трагедии - только половина истории. Список действующих лиц дополняют постоянно бродящие вокруг несчастные, известные еще как "члены семьи Трагедии".
- Ну, пара-тройка парней из ФБР справлялись о нем. Есть еще его партнер, или подруга, или жена, или не знаю кто. Она, похоже, не отходит от него ни на шаг, хотя ей и самой нужен отдых. В любом случае, она его поверенный и ведет его дела очень активно. - Нэнси многозначительно на меня посмотрела. - Она врач.
- Очень мило, - пробормотала я. Плохо, когда тебе достается пациент-врач. Но есть кое-что похуже: когда член семьи или друг пациента оказывается врачом.
Нэнси продолжала.
- К твоему счастью, она исчерпала перечень возможных тестов и процедур, которые можно сделать больному в течение первых 24-х часов. Когда не осталось ничего, что можно было бы предпринять, она немного успокоилась, но по-прежнему находится в состоянии убежденного неверия. Сказала, что знает его, что ему приходилось проходить через гораздо худшие испытания… и так далее. Я попробовала заставить ее понять ситуацию и его перспективы, но она и слушать не хочет. Это просто нелепо.
- Нет, - возразила я. - Это отчаяние и слепая надежда.
- Как угодно. - Она махнула рукой, отметая в сторону предмет разговора, и откинулась в кресле с выражением облегчения, которое наступает только тогда, когда смена сдана, отчет вручен, а эстафета официально передана. - Как прошло Рождество? - спросила она, зная, что прошлую неделю у меня были каникулы.
- О, просто отлично. Обычный праздник, наполненный стрессами. Родители Джейсона приехали с визитом… Чуть с ума меня не свели, - добавила я.
Нэнси засмеялась, а потом похлопала меня по руке. Я знала, даже не глядя на нее, что она смотрит на меня с доброй усмешкой.
- Добро пожаловать в прекрасный мир родственников! Ты ведь осознавала, что выходишь замуж не только за него, но и за всю его семью.
- Осознавала. Но они никогда прежде так себя не вели.
- Подожди, пока у вас появятся дети. - Потом она наклонилась и с видом заговорщика прошептала мне на ухо. - Но вот что мне хотелось бы знать: как тебе удалось отпроситься на все Рождественские праздники?
Я вздохнула.
- Пришлось продать душу.
- За сколько дополнительных смен? - спросила она, правильно поняв выражение моего лица.
- Сегодня первая из шести.
- Шесть смен по двенадцать часов? Господи… Хорошо, что это ты, а не я. - Она поднялась с места и собрала свои вещи. - Рада, что у меня впереди несколько свободных дней. Заботиться о нем три дня подряд само по себе могло бы вогнать в депрессию даже Бога. - Набросив на плечи пальто, она добавила: - Тебе предстоит занятная ночь, Надин.
- Точно. - Я взглянула на карточку Трагедии и вздохнула. Принимая во внимание то, что творится в мире, я всегда думала, что если и существует на самом деле Бог - Она уже давно должна быть в состоянии чертовской депрессии.

Это не было сознательным решением с моей стороны - отложить посещение его палаты. На самом деле, только переступив порог, я поняла, до какой же степени не хочу туда входить. Гораздо сильнее, чем когда меня вызывали в палату пациента, нуждающегося в постоянной смене "утки".
Трагедия…
Малдер
… находился в палате один. Верхний свет был потушен, но лампа в изголовье кровати горела, подчеркивая глубокие тени вокруг его глаз и ярко освещая впалые щеки.
Смерть таилась в тенях на его лице, ожидая подходящего момента.
Я быстро зажгла верхний свет и заметила, как большинство теней отступило под напором резкого освещения. Но не все. Некоторые были слишком большими и продолжали угрожающе нависать над ним, не желая сдаваться.
Его худое тело лежало на боку, лицом к двери, под спину подложена единственная подушка. Безостановочно дрожавшие веки были приподняты ровно настолько, чтобы стали видны глаза, бесцельно вращающиеся из стороны в сторону и вверх-вниз.
Господи, как он бледен. Слишком бледен… Бедняга. И этот выразительный угловатый подбородок, и прекрасная линия рта… какая потеря…
Опомнившись, я отвернулась, не желая, чтобы его лицо стало слишком реальным. Если я позволю себе увидеть его как реального человека, я всё приму слишком близко к сердцу - и начну надеяться.
"Такие пациенты редко приходят в себя."
Часы за спиной напомнили мне, что у меня еще много других дел. Предстоит пройти много миль, прежде чем я смогу сесть и отдохнуть. У меня нет времени на надежду.
Я сделала шаг к постели с неохотой боящегося высоты человека, которому нужно подойти к краю Большого Каньона. Секундой позже тело забилось в судорогах. Глаза широко открылись…
Зелено-карие. Того же оттенка. Той же формы.
… и закатились. Уголки верхней губы приподнялись, и нетренированному глазу могло показаться, что он ухмыляется.
Кардиологический монитор, восприняв судорожную мускульную активность как смертельный ритм, подал сигнал тревоги, к которому присоединилось пронзительное попискивание аппарата искусственного дыхания. Я поспешила убедиться, что зажим кислородной трубки находится на месте - между его зубами. Повредить эту трубку, подававшую кислород в его легкие, ему было совсем ни к чему.
Вытащив отвод из-под подушки, я подобрала слюну, текшую по его подбородку на больничную сорочку. Его шея и лицо побагровели. Он попытался выплюнуть кислородную трубку и чуть не подавился. Я порадовалась, что хотя бы этот рефлекс у него остался. Немного, но все-таки хоть что-то.
Но до какого предела? Чтобы он мог влачить жалкое существование овоща, который способен кашлять?
Я подождала, пока судорога пройдет, пощупала пульс - нитевидный и слабый под тонкой кожей - и проверила три внутривенных трубки на предмет обнаружения каких-либо повреждений или инфекции. Мне пришлось прищуриться, чтобы прочитать наклейки на всех семи капельницах, которые висели на металлических подставках, стоявших, словно часовые, вокруг его кровати. Судя по настенным часам, судорога продолжалась минуту.
Сколько еще он сможет выдержать? Двадцать четыре часа? Или меньше?
А потом, так же внезапно, как начался, приступ прекратился.
Больничная рубашка приподнялась, открывая его ногу и бедро. Что-то при виде этой длинной белой худой ноги заставило меня застыть на месте. Мое горло сжалось, и я быстро отвела глаза.
Не смотри, Надин. Нужно спешить. Поправь, поверни и дай ему немного диазепама…
Но эта нога - то, как волосы покрывают ее до щиколотки и останавливаются. Я знаю эту ногу… или другую такую же…
Чтобы выявить осложнения, которые могли появиться в его состоянии за последнее время, я провела физический осмотр.
Пощупала его пульс пальцами, умеющими видеть. Послушала сердце, легкие и живот ухом, привыкшим переводить услышанные звуки в любой из пятидесяти возможных диагнозов. Я отсоединила его носовые трубки от контейнера с питательной жидкостью…
Напичканный витаминами и минералами - словно мощная машина, заправляемая горючим, у которой нет ни руля, ни шин.
… проверила мониторы, повесила новые капельницы вместо опустевших и направила несметное количество лекарств по его венам и вниз по трубке для кормления.
Обследование закончено. В поисках места, где бы пристроить карту больного и историю болезни, я отодвинула на край прикроватного столика внушительную стопку папок и различных бумаг. Толстый пакет соскользнул на пол и упал к моим ногам. Из него выпало несколько фотографий. Я поняла одну из них - и тут же узнала лицо. Угловатое, красивое лицо…
Не смотри! Не делай его реальным. Слишком близко к дому.
… улыбалось мне с фотографии.
Прекрасная, немного озорная улыбка. Такое же выражение бывает у Джейсона, когда ему удается прихватить в супермаркете среди прочих покупок коробку мятного мороженого. Я всякий раз браню его, но и не думаю отказываться, когда он приносит мне миску…
Я улыбнулась в ответ и взяла другую фотографию, а потом следующую, чувствуя себя, как человек, сующий нос не в свои дела, да к тому же еще играющий с огнем.
Он был…
Стройным и красивым… совсем как Джейсон…
… агентом ФБР. На одном из фото он наклонился к земле, изучая какой-то объект, на его куртке видны буквы "ФБР".
На другой фотографии - он и рыжеволосая женщина. Фото сделано в парке развлечений. В правом нижнем углу напечатано "Пирс Санта Моника". На заднем плане виднеется что-то похожее на аттракцион "русские горки". На переднем плане стоит Малдер и небрежно обнимает женщину за плечи. Женщина смотрит в камеру и вежливо улыбается, а он пристально глядит ей в лицо, словно изучает его, желая увидеть что-то, предназначенное только для него. На его губах та же улыбка, что и на предыдущих снимках.
Я быстро просмотрела остальные фотографии. На некоторых были люди - члены семьи или друзья, а на остальных - различные места, которые, надо полагать, были ему знакомы.
Внезапно почувствовав вину, словно я вмешиваюсь не в свое дело, я отложила все фотографии, кроме одной - его с рыжеволосой женщиной, - и начала неврологическое обследование.
- Малдер, сожми мой палец.
Никакой реакции.
Я вложила пальцы в его ладонь и снова попробовала заставить его сжать их.
Снова никакой реакции.
Приподняв его бешено трепещущие веки, я посветила ему в глаза тонким фонариком.
Правый зрачок медленно расширился, левый остался неподвижен.
Я провела тупым концом фонарика по его ступням. Как и следовало ожидать, большой палец дернулся вверх. Неправильное движение, известное как положительная реакция на признак Бабинского, было еще одним подтверждением неврологического ущерба.
Пока я делала тесты, рыжеволосая женщина с фотографии, казалось, смотрела прямо на меня. Внезапно мне в голову пришла идея. И хотя это не входило в обычное неврологическое обследование, я подумала, что случай вроде этого позволяет использовать все доступные методы, чтобы определить, в каком состоянии находится этот человек. Даже и не ожидая реакции, я поместила фото прямо перед его глазами.
Они вдруг остановили свое беспорядочное движение и сосредоточились на изображении перед ним. Прекрасная улыбка - такая же, как на этих фотографиях, - появилась на его лице. Без сомнения, глаза его засветились узнаванием и радостью.
Мое сердце стучало, как отбойный молоток, когда я передвинула фотографию налево. Его глаза последили за ней. Улыбка не исчезала.
Мысль, что мне следует связаться с доктором Весткоттом, начала формироваться в моем уме, когда его скрутила очередная судорога.
Я сделала все, что надо, - поставить отвод, дать кислород и большую дозу валиума, уберечь его руки и ноги от острых углов, - в то время как некоторые довольно докучные, хотя и вполне логичные мысли…
"У него в голове сплошные помехи…" … "Такие пациенты редко приходят в себя…"
… постоянно атаковали мой зарождающийся энтузиазм, тем самым убивая его на корню. Мысль о том, что он может быть в состоянии хоть немного понимать, что с ним происходит, живя…
будучи замурованным
… навсегда в каком-то отдаленном сумеречном мире и никогда не зная, кто, где или даже что он есть, перепугала меня почти до потери сознания. Закрыв глаза, я сделала пять глубоких вдохов, пытаясь очистить свой мозг и заполнить его приятными мыслями.
Как только он успокоился, я снова подняла фотографию.
На этот раз не было и следа узнавания. Вообще никакой реакции. Что бы ни показалось на мгновение из чердачного окна - больше этого там не было.
Часы на стене тикали, напоминая мне, что антибиотики мистера Росса опаздывали почти на час. Быстро собрав свои записи, я повернулась, чтобы уходить, когда вид его голой ноги и щиколотки заставил меня снова остановиться.
Нога совсем как у Джейсона… худая и белая с легким пушком темных волос. Те же глаза, те же длинные тонкие пальцы…
Я мягко приложила руку к его щеке, разглядывая его красивое лицо.
Даже ощущение его кожи такое же. Это вполне мог бы быть Джейсон…
Охваченная внезапным безумием, я вдруг представила себе - поверила - что это Джейсон лежит на койке номер десять.
Невыносимое страдание охватило меня с неистовой силой, словно в меня выстрелили в упор из крупнокалиберного Магнума. Реальность ощущения потери Джейсона взорвалась внутри моей головы и заставила заныть виски.
Я начала всхлипывать, гоня безумие прочь.
"Джейсон жив. Джейсон жив. Джейсон жив…"

Я вытирала слезы с глаз, когда кто-то коснулся моего плеча. Я мгновенно узнала рыжеволосую женщину, но с удивлением заметила округлость ее живота.
Беременная? Посредине всего этого? Как, во имя всего святого, ей удается выживать?
- Что-то плохое случилось с Малдером? - спросила она встревожено.
Я молча смотрела в ее измученное лицо. Было ощущение, словно я смотрюсь в зеркало.
Она схватила меня за руку и вцепилась в нее что есть силы. Понимая ее испуг, я в ответ только покачала головой, не в состоянии произнести ни звука.
Нет, не плохое… Трагическое.
Удивленная, она немного ослабила хватку, но не убрала руку.
- С вами все в порядке?
Я кивнула и сделала глубокий вдох, а потом с трудом ответила - горло у меня так сжалось, что было больно говорить.
- Извините. Я Надин. Медсестра Малдера.
Убедившись, что ему не стало хуже…
Ему и так уже настолько плохо, что хуже некуда.
… она кивнула, все еще смущенная моим поведением. Лицо у нее было изможденным. Такими опустошенными становятся лица людей, охваченных тревогой и скорбью.
- Я партнер Малдера. - Она протянула руку.
Без имени. Она обозначает себя только как его партнер, боясь даже в этом допустить хотя бы ничтожный намек на разделение.
Она отвернулась, наклонилась к нему и приложила ладонь к его лицу точно так же, как я сделала незадолго перед этим.
- Малдер, это я. - Она наклонилась еще ближе, на ее губах появилась улыбка. - Даже и не думай снова бросить меня. Я знаю, что в прошлый раз ты этого не планировал, но теперь, когда я тебя нашла, ты должен остаться. Не думаю, что смогу пройти через все это без тебя.
Ничего.
Ее лицо оставалось таким же усталым, но полным решимости.
- Ты меня слышишь, Малдер? Пожалуйста, сожми мою руку, если знаешь, что это я.
Я уставилась на его неподвижно лежавшую руку и почувствовала ее отчаяние.
А потом постель неожиданно ожила. Его спина напряглась - и постель ожила от его содроганий. Его партнер не отрываясь смотрела ему в лицо, пристально наблюдая за его гримасами и бешено вращающимися глазами.
Как она может делать это и не сойти с ума? Разве каждая его судорога не пронзает ее сердце, как нож?
Я продолжала делать свою работу, но мой взгляд постоянно возвращались к его ногам и щиколоткам. Когда я, наконец, взглянула вверх, она стояла, вцепившись в поручни кровати, голова закинута назад, глаза зажмурены. Из ее горла раздался звук, похожий на рычание, постепенно превратившийся в страдальческий стон. Она качала головой в ритме ее отчаянных стонов.
- Нет. Нет. Нет. Нет. Нет.
Я застыла от этого звука. Точно такой же я издавала в своем повторяющемся кошмаре, когда я стояла на берегу и видела, как Джейсон тонет в океане.
Она ничего не может сделать… не может остановить ужас, происходящий у нее на глазах.
- Он мой партнер, - прошептала она. - Мой лучший друг. Я не могу… - Она взглянула на меня в отчаянной надежде на понимание. - Я не могу сдаваться. Он упрям. Я знаю, что он будет бороться изо всех сил, чтобы вернуться. Когда это была я… - она запнулась, - … когда это случилось со мной, он ни на секунду не сдавался. И я должна сделать то же самое для него. - В ее голосе звучала страстная решимость, но, глядя на ее измученное лицо и побелевшие костяшки пальцев, вцепившихся в поручни кровати, я подумала, что надежда стала почти призрачной.
Она впилась в меня изучающим взглядом.
- Вы ведь знаете, правда? Вы единственная, кто не смотрит на него так, словно он… труп, и не стремится выбежать из палаты как можно быстрее.
- Мой муж… - я остановилась, потому что горло у меня сжалось, а глаза наполнились слезами. В мои обязанности входит заботиться о пациенте и держать ситуацию под контролем. Вместо этого я сломалась. - Мой муж очень на него похож. Когда я увидела Малдера, то подумала о Джейсоне. И попыталась представить, на что это будет похоже, но не смогла. Слишком больно. Мне показалось, что я тут же умру.
Я отвела взгляд от его тела и взглянула на нее, хотя боялась увидеть в ее глазах негодование, потому что это не мой муж умирал сейчас в этой постели, а ее.
Счастье - и несчастье. Иметь - и не иметь.
Я с благодарностью увидела выражение мягкого сочувствия.
- Как… как вы это выдерживаете?
Она вытерла слезы бумажным платком и протянула мне коробку. Я поняла, что она собирается с силами, - ее спина выпрямилась. Свет надежды замерцал в ее глазах. Такая же надежда поддерживала всех посетителей, проходивших через двери нашего отделения.
- Я выдерживаю, потому что должна. Я должна сражаться за Малдера.

Когда я утром вернулась домой, там было холодно и темно. Еще от входной двери я услышала, как сработал будильник, и пронзительные звуки явились резким контрастом с тишиной дома.
Я взглянула на часы. 9 утра. Смена оказалась довольно напряженной. А лишнее время, которое я провела со своим пациентом, привело к тому, что я задержалась на работе.
Под звуки будильника я пошла в спальню, намереваясь разбудить Джейсона. Он опоздает. И не в первый раз. Он настолько привык, что я будила его по утрам, что в те дни, когда я приходила домой позже, он опаздывал на работу.
- Джейсон… - начала я, входя в комнату и приготовившись проявить свои лучшие качества строгого сержанта, чтобы поднять его с постели и выпихнуть на работу в рекордно короткое время. Вид неразобранной постели остановил меня.
Вероятно, ему удалось уехать на работу без моей помощи.
Сев на постель, я выключила будильник, а потом решила лечь спать и уже принялась снимать туфли, когда мучительное чувство тревоги начало подниматься во мне. Мне вдруг отчаянно захотелось услышать его голос.
Позвонила ему в офис, но ответил не он, а автоответчик.
Повесила трубку, не оставив сообщения.
Сидела и держала телефон в руке, не сводя с него глаз.
Не будь дурочкой, Надин. Он сейчас едет на работу, вот поэтому и не отвечает. Он проснулся вовремя без моей помощи и сейчас в дороге. С ним все в порядке. Тебе не нужно звонить ему. Тебе не нужно слышать его голос, чтобы убедиться в этом.
Я все равно позвонила снова. На мобильный - и с тревогой ждала, пока он ответит, чувствуя себя глупо, но зная, что я ни за что не засну, если не сделаю этого.
- Джейсон.
Ничего нет слаще этого звука.
- Доброе утро, - сказала я, и мой голос сорвался.
- Привет, детка, - сказал он сдержанно. Его обычное приветствие. - Тебе что-нибудь нужно?
- Тебя не было в постели. И в офисе тоже не было. Я не знала, где ты.
- Проверяешь меня? - поддразнил он.
- Нет, я… - и запнулась. Теперь, услышав его голос и зная, что он жив-здоров, я почувствовала, что веду себя глупо. - Я просто хотела услышать твой голос…
- Шучу. Я оставил тебе записку на кровати. Ты ее не нашла?
В этот момент я ее увидела - аккуратно свернутую и лежащую на моей подушке. Я взяла ее и, не читая, прикоснулась пальцами к написанным им словам.
- Наверное, я ее не заметила.
- Вчера вечером звонил Майкл. Похоже, на работе приключилась запарка. Проект Моррисона может сорваться в последнюю минуту. Так что мне придется поехать в Портленд.
- Надолго?
- Сколько понадобится. Думаю, несколько дней. Нам придется все начинать сначала.
- Сообщи мне, когда все прояснится. Люблю тебя.
- Я тебя тоже люблю. Все хорошо?
Соврать удалось очень легко.
- Да, все хорошо…
Просто никогда не оставляй меня.
- … и удачного тебе рабочего дня.

День Второй из Шести

Спина мужчины кричала от напряжения. Войдя в палату, я сразу поняла, что спор был в самом разгаре.
Их голоса тут же замолкли, но атмосфера была накалена, словно еще несколько секунд - и разразится гроза.
Она, похоже, почувствовала облегчение от моего появления, пошла мне навстречу и остановилась напротив меня, по другую сторону кровати Малдера.
- Привет, Надин, - с вымученной улыбкой поздоровалась она после нескольких мгновений тишины.
- Здравствуйте.
Я осмелилась бросить взгляд на крупного лысого мужчину и обнаружила, что он смотрит прямо перед собой, словно завороженный видом протечки на потолке.
Моим первым побуждением было выйти обратно в коридор и дать им время успокоиться, но я уже и так выбилась из графика, а взгляд на монитор подтвердил, что ему совершенно необходимо получить лекарства, регулирующие кровяное давление.
Мужчина сжимал и разжимал руки, похоже, пытаясь придумать, что бы сказать. Она повернулась ко мне, чтобы поздороваться, и стояла к мужчине спиной. Она не видела того, что видела я. Она не видела, как он осторожно приблизился к ней, как будто она была диким животным, которое способно в любую минуту броситься бежать, если он будет двигаться слишком быстро. Она не видела, как дрожала его протянутая к ней рука. Она не видела, как эта рука, поднесенная к ее плечу, все еще дрожала, словно он боялся на самом деле прикоснуться к ней.
Но я все это видела. Я видела боль на его лице. Я видела борьбу, происходившую внутри него.
Он так и не дотронулся до ее плеча.
Не думаю, что у него нашлись бы силы оттащить ее от Малдера.
Убрав руку, он снял очки и потер глаза большим и указательным пальцами.
- Скалли, - медленно выдохнул он, и гнев тут же прошел, сменившись глубокой печалью. - Дана, ты думаешь, что это как раз то, чего он действительно хочет?
Ее маска раскололась, и гнев вытек через крошечные разломы, когда она повернулась к нему.
- Откуда ты знаешь, чего он хочет? Я уверена, что он ни за что не сдался бы так быстро, как все прочие, в том числе и ты, похоже, собираются поступить, - возразила она неистово. - Я уверена, что он не хотел бы, чтобы я сдалась. Точно так же, как я уверена, что он не сдался бы, окажись я на его месте.
- Речь не о том, чтобы сдаться, - ответил он, стараясь говорить мягко, но эмоции были слишком сильны, и его голос сломался. - Речь идет о том, чтобы принять то, что произошло, и понять, что это значит для всех нас. Я не… я не хочу сдаваться… Я понимаю твои чувства. Но я также знаю, что такое существование не может стать судьбой Малдера. Он заслуживает лучшего, чем это.
- Он не заслуживал ничего из того, что с ним случилось. - Каждое слово прозвучало отчетливо, чистое в своем недвусмысленном значении.
Он наклонился к ней, чтобы лучше видеть ее лицо.
- Ты этого тоже не заслуживаешь.
От его слов она плотно закрыла глаза, и на мгновение показалось, что она согласится с ним. Но когда она открыла их - она снова была словно выкована из стали. Ее взгляд и голос бросали вызов.
- Нет. Извини, но я не могу сдаться. Стрелки изучают тот прибор, который мы нашли. Мы думаем, что именно он и является причиной того, что произошло с ним. Если мы выясним… когда мы выясним, - быстро поправилась она, - как они сделали то, что сделали, мы можем постараться это исправить. Это всего лишь вопрос времени. Мы должны предоставить ему этот шанс.
Он мгновение внимательно смотрел на нее, потом кашлянул.
- А если мы не сможем? Что тогда? Когда будет достаточно?
- Когда я скажу - "достаточно". - Ее подбородок был решительно приподнят, но руки, которыми она обхватила себя, словно защищаясь, дрожали.

День Третий из Шести

Не так-то просто сказать то, что я думаю. В общем, так. Если вы пациент, если вы искалечены или больны или просто цепляетесь за жизнь, которая поддерживается в вас только с помощью новейших технологий, имеющихся теперь в нашем распоряжении, - тогда вы, скорее всего, видите меня как ангела избавления.
Члены семьи, вероятно, видели во мне скорее ангела смерти.
С неврологическими пациентами всегда наступает такой момент, когда вам необходимо принять решение. У вас есть пациент, который перенес тяжелую травму. Вероятность того, что этот человек выйдет из комы и перестанет пребывать в овощеобразном состоянии, ничтожно мала. С другой стороны, велика возможность, что тело, то есть физическая оболочка, окажется способным с течением времени преодолеть вред, нанесенный травмой. Если мы будем поддерживать жизнь такого пациента с помощью аппаратов достаточно долго, чтобы вылечить тело, многие участки мозга все равно останутся пораженными, и этот человек будет обречен на вечное пребывание в овощеобразном состоянии.
Небольшим количеством вазелина я смазала губы Малдера. Нижняя губа потрескалась и кровоточила из-за постоянного соприкосновения с трубкой аппарата искусственного дыхания. Я устала. Прошло много времени с того момента, как закончилась моя смена, но я каким-то образом продолжала находить разные мелочи, которые я могла сделать для него. Мелочи, которые я сделала бы для Джейсона… мелочи, выходящие за рамки только "мер по созданию комфорта".
Она отпустила его левую ногу, взяла правую и продолжила медленно делать несложные упражнения на движение - круговые вращения ступни и тому подобное. ("Он бы очень разозлился, - сказала она мне, - если бы проснулся и обнаружил, что не в состоянии тут же пробежать по меньшей мере несколько миль.")
Я наблюдала, как она массирует его ступню, и обдумывала, не задать ли ей вопрос, который застрял у меня в голове чуть ли не с того момента, как я впервые узнала о Малдере.
Я услышала слова, произносимые моим собственным голосом, в то же время удивляясь, что заставило меня произнести их.
- Ни вы, ни кто-либо другой ни слова не сказали о тех людях, которые уби… - я запнулась, почти прикусив себе язык, - … напали на Малдера. - Яркий румянец смущения поднялся от моей шеи к лицу. Я внимательно посмотрела ей в глаза, чтобы определить, заметила ли она мою оговорку. Если и заметила - не подала виду.
Она на мгновение остановилась, и что-то мелькнуло в глубине ее глаз. Я видела, как они закрылись, как будто она защищала меня от чего-то, и сначала подумала, что она не ответит.
Она подождала еще минуту, а потом сказала:
- Это были не люди. Это были чудовища. - Ее низкий голос был похож на вынутый из ножен клинок - острый от гнева и горечи. - Настанет день, когда Малдер и я убедимся, что они полностью заплатили за все, что они с ним сделали. Но не сейчас. Сейчас у меня есть время только для него. Время помочь ему поправиться.
- Но…
Она подняла руку.
- Не тратьте попусту силы. Я уже слышала все причины, по которым он никогда не выйдет из комы. - Она покачала головой.
- Вы, ребята, не знаете его. Вы не знаете, через что ему пришлось пройти. Вы не полностью понимаете ситуацию. - Она говорила мягко. - Он особенный. Он не может умереть. - Кардиологический монитор издал один резкий звук и замолчал, словно желая тем самым подчеркнуть значение ее слов.
Малдер сморгнул. Его веки слабо трепетали. Желтоватая жидкость образовалась в уголках его глаз. Я записала у себя в блокноте - попросить доктора Вескотта назначить глазные антибиотики. Я также поместила на его информационной карте напоминание - или, скорее, требование - к другим медсестрам обращать пристальное внимание на его подверженность инфекции.
Живое существо - теплое и влажное. Идеальное пристанище для всяких бактерий, которым нужно подходящее место, куда можно было бы проникнуть и начать расти.
- Поверьте мне, я очень хорошо представляю, каким человеком Малдер…
Спокойнее, Надин.
- … был.
В этот момент, как по команде, у него началась новая судорога. Она быстро поднялась с места и взяла обе его руки в свои.
Низко наклонившись, она что-то тихо шептала ему на ухо. Я видела, как от ее голоса его лицо расслабилось. Ее близость, казалось, принесла ему облегчение. Судороги почти полностью прекратились.
Но никаких других признаков улучшения не было.
Я продолжала говорить, словно то, что я только что видела, не имело никакого значения.
- Я искренне верю, что Малдер на некотором уровне осознает, что с ним случилось. Но… - я чувствовала себя Иудой Искариотом, - … этого недостаточно. Даже если у него наступят моменты просветления, вы постоянно будете помнить, что он никогда не станет тем человеком, каким был раньше. Если он будет жить…
Молитесь любому богу, в которого верите, чтобы этого не произошло.
- … его состояние может улучшиться, но ненамного. И это при самом оптимистическом сценарии. - Ответом на мое откровение была тишина. Выражение ее лица невозможно было разгадать. С каждой секундой, что длилось напряженное и тонкое, как паутина, молчание, мои сомнения в том, стоит ли мне продолжать, усиливались.
Я опустилась на колени, так что мои глаза оказались вровень с ее глазами.
- Мы не враги. Дело в том, что вы видите только небольшую часть общей картины. Если бы я была на вашем месте… - Я сглотнула комок в горле.
Держись, Надин. Будь правдивой и сильной… как палач, который хорошо делает свою работу.
- … я бы подумала о том, во что превратилась его жизнь. Даже если он когда-нибудь начнет дышать без помощи аппарата, неужели вы думаете, что Малдер захочет жить, если он будет знать, что никогда не сможет свободно мыслить… или разговаривать… или самостоятельно есть… или без посторонней помощи пойти в ванну… или…
- Пожалуйста… не надо. - Ее подбородок дрожал. - С ним такого не случится. Малдер выйдет из этого состояния.
- Нет. Нет, не выйдет. Вот почему другие медсестры реагируют на него так, как реагируют. Они уже видели это раньше - много-много раз. Они знают, что предстоит ему… и вам.
Непрекращающийся кошмар. Боль всякий раз при взгляде на его беспомощные руки и ноги. Боль всякий раз, когда вы будете вытирать слюну с его подбородка и кормить его с ложки детским питанием.
- Если бы Джейсон… - я прикусила язык. Опять оговорка. - Я хочу сказать, если бы Малдер имел выбор, он бы действительно этого хотел?
Я видела, что мой вопрос пригвоздил ее к месту, как булавка бабочку. Она смотрела на длинные узкие ступни своего любовника и не отвечала.
Мучительная тишина давила на нее.
Слишком много чувств за слишком короткое время.
В своем мозгу я слышала погребальный звон. Он был предвестником смерти. И это я звонила в колокол. Ее мир распадался, обращаясь в руины, и все ее надежды рассыпались в прах.
Я поднялась с колен и внимательно посмотрела на него.
Мне очень жаль, Малдер. Упокой Господи твою душу… какой бы она теперь ни была…
На моих глазах появились новые слезы, и мое зрение затуманилось. Я внезапно ощутила глубокую печаль, которая выше слов. Когда я выходила из комнаты, по ее виду…
Лицом к лицу с демонами?
… я заключила, что она, может быть, отважилась заглянуть во владения тени - и увидела отражение того ужаса, который там притаился.

Когда я вернулась домой, Джейсона все еще не было. Я заметила огонек на автоответчике и сразу поняла, что сообщение было от него.
Я хотела прослушать. Услышать его голос, чтобы убедиться, что с ним все в порядке.
Но не стала.
Я не заслуживала этого утешения.
Потребовались часы беспокойных метаний, прежде чем я заснула.
И мне снова приснился мой сон. Тот же кошмар - я стою на берегу и вижу, как Джейсон тонет в океане. Но на этот раз кое-что изменилось: я не просто не могу добраться до него, чтобы спасти. Напротив - я выдергиваю у него спасательный канат.

День Четвертый из Шести

Она могла спать только под звук его сердцебиения. Электрический, искусственный звук, издаваемый кардиологическим монитором. Он заполнял всю комнату, и мне причиняло боль просто слышать его.
Но я не выключала звук. Ей был необходим сон.
Она отказывалась оставлять его более чем на несколько минут - только чтобы сходить в ванную комнату. Не обращала внимания на правила отделения, требовавшие, чтобы посетителям разрешалось навещать пациентов только на десять минут в течение каждого часа. А я игнорировала другие правила, запрещавшие приносить еду в палату и допускать посетителей после восьми чесов вечера.
В конце концов, она была агентом ФБР.
Я бросила попытки уговорить ее уехать домой, поспать, поесть. Вместо этого я начала заказывать для нее еду из кафетерия, а накануне мне удалось утащить из детского отделения красно-желто-голубое кресло-качалку. Резкий контраст с общим приглушенным серым цветом палаты. Она улыбнулась и прошептала "спасибо", когда я притащила это сооружение и установила около его постели.
Она спала в этом кресле-качалке под теплым одеялом, которым я укрыла ее небольшое тело. Только ее рука оставалась снаружи. Она положила ее на постель рядом с Малдером, ее пальцы даже во сне крепко сжимали его запястье, чувствуя его пульс, ощущая ровное биение его сердца в четком соответствии со звуком кардиологического монитора, наполнявшего комнату.

День Пятый из Шести

В ночные смены нелегко работать. Они не только нарушают ваш сон. Они нарушают вашу жизнь. Это наблюдение как нельзя более верно для 12-ти часовых смен. Когда выпадают такие смены, у вас в жизни остается время только для работы и сна, и очень скоро вся ваша жизнь оказывается сконцентрированной вокруг больницы.
Прежде всего, мне не хватало солнечного света. Когда я уходила с работы утром, солнце только поднималось, а когда я ближе к вечеру просыпалась - оно уже стремилось к закату.
Но раньше это никогда не было проблемой, потому что до недавнего времени я работала по два, максимум по три дня подряд, так что у меня не успевала развиться острая потребность в солнечном свете. А потом наступила текущая неделя. Шесть дней без солнца - шесть дней жизни в больнице.
Шесть дней, стоящих того, чтобы принять на себя заботу о Трагедии и его Партнере.
На пятую ночь я отчаянно хотела увидеть солнце. Мне нужно было собственными глазами увидеть хоть немного света, если он еще существовал в этом мире.
Я стояла в комнате Малдера около окна, прижавшись лбом к холодному стеклу, выискивая признаки звезд в ночном небе. Я ничего не увидела. Приближалась гроза. Облака, буквально переполненные влагой, затягивали небо и сводили к нулю мои шансы увидеть хоть одну звездочку.
Мои пациенты спали у меня за спиной: одна - в правильном месте, а другой - в таком, из которого ему вовеки не выбраться. Мой лоб быстро замерз, но мне это даже понравилось - показалось освежающим, почти роскошным. Я почувствовала раньше, чем услышала, что на крышу больницы опустился вертолет, - вибрация от моторов неприятно прошлась по стеклу. Только тогда я отодвинулась.
Еще одна Трагедия на подходе?
Я увидела ее отражение в стекле, поэтому, когда она заговорила, не испугалась.
- Будет гроза?
Я кивнула ее отражению.
- Вроде бы да. Выглядит весьма устрашающе.
- Думаете, будет снег?
Я пожала плечами и обернулась к ней.
- Не уверена, хотя на улице холодно. Снег шел накануне Рождества, но его оказалось недостаточно для белого Рождества.

Она слегка кивнула, не отвечая, и мы обе замолчали. Ритм сердцебиения Малдера наполнил комнату, отделяя нас друг от друга.
Потом она начала говорить, не глядя на меня. Ее взгляд был прикован к чему-то за окном.
- Я сегодня разговаривала с моими друзьями в Вашингтоне. Они сказали, что после того, как я уехала, там пошел снег. Так что в этом году я пропустила белое Рождество, но мне все равно. Мне позвонили как раз накануне, а на другой день утром я увидела его. И подумала, что это и есть мое личное чудо. И что я не должна просить большего. Он вернулся. И только это имело значение. Все остальные проблемы я решила отложить на потом. - Ее голос звучал глухо, почти бесстрастно, но я видела за ее спокойной внешностью зарождающийся ужас.
- "Потом" наступило, и я поняла, что ошибалась, когда думала, что этого будет достаточно, - прошептала она. Прежде чем она задала вопрос, я знала, что на него нельзя дать ответ.
- Как вы это выдерживаете? Как вы можете изо дня в день заботиться об этих пациентах и не сойти с ума? Как вам удается выжить?
- Не знаю. Иногда… иногда я не могу этого выдерживать. Иногда я сомневаюсь, смогу ли снова прийти сюда. И всякий раз возвращаюсь.
Она долго молчала, потом продолжала.
- Мои друзья сказали, что не могут помочь ему. Мы думали… мы думали, что существует другой способ лечения, но мы ошибались. Было время… было время, когда я не могла назвать их своими друзьями. Прежде всего и в основном они были друзьями Малдера, и я не уверена, что они мне тогда доверяли. - Ее улыбка исчезла, когда она посмотрела мимо меня на какое-то отдаленное место, которого я не могла видеть. - Но сейчас… они были единственными, кто согласился со мной. Кто думал, что Малдер заслужил право на еще один шанс. Больше они так не думают. Я поступаю глупо, что не хочу его отпускать?
- Нет, не глупо. - Я осторожно дотронулась до ее плеча. Внезапно сквозь разлом показалась ее хрупкая сущность, и вдруг охвативший меня необъяснимый страх, что она может распасться на тысячу кусочков, заставил меня убрать руку.
Она подняла голову, чтобы внимательно посмотреть мне в лицо, и увидела, что я не в состоянии говорить. И тогда я поняла, что она знает. Она ведь была врачом, а так далеко человека может завести только слепая надежда.
- Я должна отпустить его, правда? - Эта фраза далась ей с большим трудом. Она была признанием поражения.
Где кончается принятие неизбежного и начинается признание поражения?
Что-то перевернулось и сломалось внутри меня. Я сделала шаг к ней, моя рука застыла в воздухе, но я почему-то не могла сократить это расстояние между нами.
Мне больше нечего было сказать. Любое слово оказалось бы ложью или только ухудшило ситуацию. Поэтому я просто кивнула. Мое молчание было ощутимым - почти как живое существо.
Некоторое время она смотрела на него, а потом закрыла глаза. На ее усталом лице появилось выражение страдания и глубокой скорби. Она начала плакать, горячие слезы неумолимо катились по ее щекам.
- Малдер, прости меня… - Молила она в отчаянии.
Надежда умерла.

День Шестой из Шести

Автоматические двери в отделение интенсивной терапии распахнулись, когда я поднесла свой электронный ключ к замку. В отличие от других людей я не воспринимала это как знак "добро пожаловать", потому что знала, что ждало меня за этими дверями. Мне эти двери больше напоминали чью-то угрожающую пасть.
Направляясь к холодильнику, чтобы положить туда обед, я посмотрела в сторону его палаты. Это уже вошло в привычку. Я увидела, что она сидит около постели, ее голова на груди Малдера, рыжие волосы блестят на фоне белых простыней. Она сидела совершенно неподвижно, но при этом излучала такую скорбь, которая, казалось, была ощутимой в воздухе палаты. Я остановилась - и вдруг ясно осознала то, что меня окружало. Напряжение, наполнявшее отделение и отражавшееся на лицах всех медсестер, было привычным. Вокруг стояла специфическая тишина - натянутая, как струна, - говорившая о поражении, облегчении и смерти. Все это свидетельствовало о том, что где-то в отделении мы кого-то потеряли. У меня не было сомнений, кого именно.
Положив пакет с обедом и плащ на ближайший стул, я сообщила старшей медсестре, где меня найти. Не слушая ее возражений, я быстро направилась в палату Малдера и задернула занавеску на стеклянной двери.
При ближайшем рассмотрении его Партнер выглядела ужасно - как будто она на большой скорости вывалилась из тележки аттракциона "русские горки". Некоторое время я наблюдала, как она смотрит на своего партнера, делающего последние вдохи.
Было ясно, что она смирилась с судьбой и, несмотря на его относительную молодость и безмерную веру в силу его духа, выбрала для него смерть, забыв о своих недавних горячих протестах.
Война окончена. Она всхлипывала, сжимая его руки в своих.
Все капельницы, кроме одной, были отключены. Он дышал тяжело и неровно. Аппарат искусственного дыхания задвинули в угол и небрежно накрыли простыней - может быть, в попытке замаскировать поражение.
- Он уходит, - сказала она внезапно, не отрывая взгляда от его лица. Не думаю, чтобы она обращалась ко мне. Скорее всего, ей просто необходимо было услышать звук ее собственного голоса, произносившего эти слова. Это была попытка поверить в реальность происходящего.
Я взглянула на кардиологический монитор. Слава Богу, звуки были выключены. Ее оценка оказалась верной - сердцебиение сейчас было более медленным и протяжным, как это обычно бывает, когда смерть близка.
- Мне будет тебя не хватать, Малдер, - сказала она едва слышно. - Всегда.
Я тупо двинулась к двери, желая предоставить им этот последний момент наедине, но все равно не в силах отвести глаза - желая броситься бежать и в то же время словно пригвожденная к месту.
Она легко поцеловала его в губы, все еще припухшие от дыхательной трубки, и прижала ладонь к его щеке.
- Не волнуйся о нас, Малдер. Я знаю, что ты не хочешь уходить, но это не твой выбор. Я верю, что ты не бросаешь меня, а просто оставляешь нас позади, но ты и оглянуться не успеешь, как я догоню тебя.
Сердечные ритмы упали с восьми до четырех.
- Ты сердце моей жизни. - Она погладила его по голове, лаская пальцами немного отросшие темные волосы, которые были не более чем полдюйма длиной. - Ты будешь со мной каждый…
Я повернулась и вышла из палаты, не в состоянии выдерживать боль в груди. Прижавшись лбом к холодной стене коридора, я ждала, пока раздастся последний мягкий взрыв уже ничем не сдерживаемого плача.

Когда я приехала домой на следующее утро, Джейсон спал. Я не видела его почти неделю. Некоторое время я смотрела на него, а потом потрясла его за плечо.
- Джейсон, ты опоздаешь на работу…
Его глаза открылись, моргнули и сфокусировались на мне.
- У меня отгул, - пробормотал он хриплым со сна голосом, потом выпутался из простыни, приподнял край и улыбнулся мне:
- Иди сюда, я согрел для тебя постельку.
Я промедлила несколько секунд, чтобы снять униформу, и легла рядом с ним.
Джейсон вздохнул - глубокий, дрожащий вздох - и теснее прижал меня к себе.
- Как на работе? - пробормотал он с закрытыми глазами. Он ненадолго выплыл на поверхность, и я чувствовала, что он ускользает обратно в сон.
- О, всё как обычно, - но мой голос сломался на последнем слове.
- Ну и хорошо… - Он поцеловал меня в щеку. От прикосновения его теплых губ мне стало как-то легче. Он еще раз глубоко и удовлетворенно вздохнул, его дыхание выровнялось, и он снова заснул.
Я смотрела на него, ожидая, когда придет сон, и размышляя, что мне приснится на этот раз. Я протянула руку и прижала ладонь к его щеке.
Как тонка грань между жизнью и смертью, радостью и болью. Случай… судьба… невидимые силы, которые в мгновение ока могут изменить наши жизни навсегда…
- Как я могу это выдерживать? Как я могу видеть смерть лицом к лицу каждый день и все еще находить в себе смелость жить?
От Джейсона не было ответа.

назад

------------------------