БАЛЬЗАМ ТИШИНЫ
Автор: Shawne
Перевод: Kotyk
------------------------
На ее груди пальцы, сцепленные хищные пальцы. Она сжимается в попытке сопротивления, ее мозг цепенеет, ее глаза слепнут.
Ее кожа горит, все жарче и жарче, вокруг ревущие белые языки пламени, и пальцы разбивают хрупкую преграду.
Пальцы на ее сердце, они касаются ее сердца внутри нее. Она ничего не чувствует и отталкивает кого-то, бессильная сделать что-то человеку, который сильнее ее. И внезапно - боль, такая сильная, что она не может думать.
Его рука у нее внутри, и она кричит, пытаясь избавиться от страха в мучительной просьбе о помощи. Она чувствует свою кровь, липкую, влажную и теплую в его навязчивых руках. Ее сердце пульсирует в его ладони, и звук, срывающийся из ее горла, режет ее слух, заполняет пустоту, которую он оставил.
Так больно. Так жарко.
Ее крик звучит столетиями, а потом она перестает дышать.
Она не может дышать после того, как рука оказалась внутри нее, после того, как дыхание перехватывает. Ее кровь останавливается, инертная, ее нечем качать. Ее глаза закрыты, и она соскальзывает в ад, который хочет сделать ее своей собственностью.
Темнота окружает ее, заглушая крик ее мозга, успокаивая ее бурлящие чувства. Вдруг рука внутри резко толкает ее, и она чувствует, как ее тянут вперед.
Потом ничего нет.
Только пустота и зияющая дыра там, где всегда было сердце.
Ее веки моргают, моля о свете, а потом застывают. Она прекращает двигаться, дышать, любить.
Пустота. Прекрасная, одинокая, зовущая.
Она тонет в безмятежности, и наконец умирает.
Он бежит по коридору, сердце протестующе кричит, ступни ритмично отталкиваются от пола.
Она не умерла. Она не может умереть. Она не умрет.
Выстрелы, которые привели его к ней из подвала, прекратились, и вокруг него тишина.
Но не внутри него.
Его мозг беспомощно шепчет молитвы в надежде, что она жива. Его глаза просят освобождения, просят позволить прийти горячим слезам. Его легкие молят о воздухе, требуют, чтобы он шел медленнее.
Он игнорирует все и врывается в квартиру.
Он останавливается и оглядывается, почти сойдя с ума. Она должна быть здесь. Она должна быть здесь.
Она здесь.
Он не может поверить тому, что видит, он не должен верить этому.
Вокруг нее, на ней кровь, темная, густая, малиновая кровь, смеющаяся над белизной ее чистой блузки. Ее глаза закрыты, они держат ее в ловушке собственного тела. Она не дышит, ее грудь не движется, и он в отчаянии падает рядом с ней.
Можно ли дотронуться до нее? Он сомневается, его мозг цепенеет, его глаза видят все слишком хорошо.
Ее красота сломана, разорвана на клочья, уничтожена ее неподвижностью. Он подается вперед, ища жизнь, ища ее жизнь в ее теле.
Она не может умереть. Она не должна умереть.
Он чувствует, как иглы пронзают глаза, ножи поворачиваются в животе, боль пронизывает насквозь каждую молекулу его тела. Его руки тянутся к ней сквозь воздух, так медленно, так неуверенно. Будто бы он идет к ней через скользкий густой клей.
Она не должна умереть. Она не может умереть.
Она бродит одна в темноте, думая, уж не ослепла ли она. Так вот на что похож Ад? Так пусто и холодно, без каких-либо следов человека? Ее ступни касаются ледяной земли, и воздух вокруг нее холодный… бездушный.
Пробираясь сквозь слои и стены замороженного воздуха, она нервничает. Неужели это то, чем ей придется заниматься остаток осознанной жизни? Идти одной через безразличную темноту?
Неужели здесь больше никого нет?
Вдруг она слышит шаги. И она оборачивается, оборачивается в своей слепоте, ища поддержку, ища надежду. Она кричит, ее голос тонок и слаб в шуме угнетающего ветра, ее слова бесцельно разносятся по пустоте.
Она внимательно слушает, пытаясь определить, откуда идет звук. Это справа, решает она и тянется туда, медленно, осторожно.
Но потом она понимает, что звук непрерывный, ровный, громкий. Она ошибалась, это не звук шагов. Это стук живого сердца, уверенно бьющегося рядом с ней.
Сердце. Сквозь спутанные нечеткие воспоминания она осознает, что ей нужно сердце. Ей нужно сердце, потому что она потеряла свое.
И она ускоряет шаги, пробегая сквозь черные тени, не видя ничего, кроме таких же черных призраков. Волшебным образом тьма расступается, сияющий свет льется в ее ослепшие глаза.
Она приподнимается, ее руки ищут поддержки, на лице маска страха и боли, глаза перепуганные и просящие.
Человек, рядом с ней человек, это его сердце она слышала. Это мужчина, сильный темноволосый мужчина, излучающий тепло, живой, дышащий, рядом с ней. Она скользит по нему взглядом и чувствует, как ее отчаянное желание жить раскалывается в глотке.
Какое-то время она не узнает его, ее глаза ослеплены тенями пустоты. Она не двигается, чувствуя себя незнакомцем в окружающем мире, непривыкшая к свету и к странному, очень странному движению в своей груди.
Чтобы понять, в чем дело, ей нужно время, но наконец она понимает.
Это сердце внутри нее, оно покорно отсчитывает ее пульс. Оно все еще внутри нее, и она с облегчением вздыхает. Она жива, она должна быть жива. Она не может умереть.
Ее глаза наконец открываются, в них возвращается осознанное выражение, и она узнает его. Он смотрит на нее, застыв от ужаса.
Он.
Это он.
Она поднимается, тянет к нему руки и прижимается к его груди. Ее пальцы впиваются в его спину, оставляя следы на пиджаке, она дрожит.
Приходят слезы, крупные и тяжелые, и она расслабляется в его руках. Он слышит громкие, болезненные всхлипывания и вздрагивает, чувствуя ее боль. Он обнимает ее, согревает своим теплом и укачивает в объятиях.
К счастью, он слышит, как ее сердце бьется вместе с его, и обнимает ее так нежно, как может. Она безвольно лежит у него в руках, мучительные всхлипывания все еще вырываются из ее легких. Но даже когда ее грудь судорожно подрагивает, она чувствует его сердце сквозь два слоя одежды и знает, что его сердце учит ее правильному ритму.
Теперь они оба плачут, их горячие живые слезы смешиваются. Она оплакивает то, что только что потеряла, он - то, что чуть было не потерял. Он опускается на колени, все еще баюкая ее как ребенка, и они обнимают друг друга так, словно не отпустят никогда.
*****
Он легко поднимает ее на руки, и она устало жмется к нему. Какая-то часть ее старой силы возвращается, но возвращается медленно. Он идет в спальню, неся ее в постель.
Он осторожно отпускает ее и помогает сесть на кровать. Она все еще дрожит, ее взгляд плохо фокусируется, ее лицо испуганно и бледно. Тревожась, он наклоняется к ней, понимает ее подбородок, ища ее взгляд.
Ее волосы спутались, и несколько непослушных прядей упало на глаза. Он осторожно поднимает руку и убирает их. Он снова изучает ее глаза, и хотя в них страх, они уже живые. Они смотрят на него, ясные, доверчивые, и он улыбается.
Он поднимается на ноги и ласково гладит ее по голове. Она благодарно кивает, и он идет к шкафу. Полотенце, футболка и пара брюк, из которых он давно вырос. Собрав все это, он поворачивается и нерешительно, будто извиняясь, протягивает ей вещи.
Когда она берет их, уголки ее губ слегка приподнимаются, и она пытается улыбнуться. Но ее глаза в замешательстве щурятся, словно она разучилась улыбаться, и тщательно выстроенная улыбка рушится. Вместо этого она хмурит брови, и слезы снова заполняют ее. Но он молча качает головой, помогает ей встать и ведет в ванную.
Она нетвердо заходит внутрь, руки с ее легкой ношей подрагивают. Эта слабость слишком сильна для нее, чтобы справиться с ней сразу. Ее движения неуверенны, ее сердце все еще неровно колотится, ее рефлексы практически отсутствуют.
С болезненной медлительностью она стягивает одежду, морщась, когда приходит черед брюк. На то, чтобы перенести ногу в ванну, ей требуется почти пять полных боли минут, и еще пять уходит на отдых.
Наконец она стоит под душем, тепловатые иглы воды впиваются в ее кожу, просачиваются сквозь ее волосы. Ноги дрожат, и она думает, не присесть ли ей. Но она сопротивляется соблазну, вместо этого пытаясь быть сильной настолько, насколько это возможно. Ее голова откатывается назад, и она, не задумываясь пьет прохладную воду.
Вода проскальзывает через ее горло чересчур быстро, и она замирает, испуганная. В ее груди так мало места. Там легкие, дыхательные пути… там так много всего. Хуже всего, там внутри сердце, оно занимает столько места. Ей придется научиться не обращать на это внимания, хотя сейчас она слишком обеспокоена тем, что для воды нет места.
Но ее страхи безосновательны, и вода легко скатывается в желудок, согревая его. Она пьет еще, получая удовольствие от ощущения, как вода сочится в нее, сквозь нее. Вода, понимает она, укрепляет. Вода дает жизнь, дает жизнь ей сейчас, и она чувствует, как большая часть ее силы возвращается.
Ей нравится душ. После него ее ноги больше не дрожат от изнеможения, она чувствует себя более естественно, менее стесненно.
Одеваться намного менее утомительно, чем раздеваться, и ей нравится чувствовать чистую одежду на своей израненной коже. Футболка слишком велика ей, она висит на плечах, а брюки слишком мешковаты. Но они удобные, теплые, сухие. И что лучше всего, они не испачканы кровью.
Он стучит в дверь как раз когда она открывает ее, и он снова улыбается. Теперь она хорошо выглядит, выглядит освеженной, ее слабость ушла. Он рад видеть, что теперь она ступает твердо, не слишком нуждаясь в его поддержке, хотя он более чем счастлив дать эту поддержку. Но она все еще уставшая, ее недавнее испытание слишком изматывающее, и она охотно садится на диван.
Он садится рядом с ней, так близко, как может, и берет ее руку в свою. Их пальцы так естественно занимают свои места, и он смотрит на ее гладкую маленькую руку, сравнивая ее со своей, более грубой и массивной. Он прослеживает любящими глазами изгиб ее руки, потом гладит ее ладонь.
Она смотрит на него, в ее глазах след улыбки. Он сжимает ее пальцы своими, она отвечает тем же. Потом он отпускает ее и тянется к столику за дымящейся чашкой черной теплоты.
Протягивая ей чашку, он просит выпить ее, и она покоряется. Горький вкус на мгновение касается ее языка, обжигает рот и катится внутрь. Она тут же чувствует себя лучше, более напоненной, менее опустошенной.
Взглянув на него, она знает, что он понимает это.
Его глаза тревожны, в них вопрос, и она пытается определить, что они хотят знать. Она открывает рот, чтобы заговорить, но не может придумать, что сказать. Он все еще смотрит на нее, вероятно ожидая ответа, и она чувствует необходимость успокоить его.
- Малдер, я…
- Неправда.
Она удивлена тем, что он перебил ее, и слова "в порядке" умирают у нее на губах. Он прав, он прав настолько, что даже не может себе представить. Она не в порядке, она никогда не сможет быть в порядке теперь. Ее рот открывается, потом беспомощно закрывается, и она пытается придумать, что еще сказать ему.
Но по некоторым причинам ничего не нужно говорить.
Он кивает, прочитав ее мысли, и придвигается еще ближе. Ласково кладет указательный палец на ее губы, потом на свои.
Слова не нужны… Не нужно разговаривать, говорит он ей. Все, что ему нужно знать о ней, он знает. Он знает, потому что она хочет, чтобы он знал, потому что она позволяет ему знать.
Она улыбается, сначала неуверенно и слабо, потом позволяет улыбке набрать силу и смысл.
Он молча протягивает ей руки, и она прижимается к нему. Ее голова отдыхает на его груди, и ее тело вздрагивает от наслаждения. Она слышит его сердце, она чувствует его рядом со своей щекой, и она узнает его ритм. Это тот же ритм, в котором бьется ее сердце, тот ритм, которому он научил ее. Их сердца бьются вместе.
Когда слезы приходят на этот раз, они спокойны, без шума или боли. Они капают и не причиняют зла.
Совершенно не причиняют зла.
Она сжимается в его руках, плотнее, ближе к нему. И она чувствует, как ее сердце успокаивается, слезы начинают высыхать, ее глаза закрываются, и она засыпает. Он ровно дышит рядом с ней и улыбается.
Выздоровление началось.
И не нужно никаких слов.
назад
------------------------
|