ТЕРПЕНИЕ

Автор: Madeleine Partous
Перевод: demensys

------------------------
Аннотация: Время проходит. Неужели ничто не остается неизменным?
Примечание переводчика: перевод выполнен специально для MarinaG.

Что ж, пошли, вы да я,
В час, когда на небе вечер разлегся,
Как на столе пациент под эфиром.
Что ж, пошли по пустынным кварталам,
Убежищам беспокойно бормочущих ночей,
В дешевые номера, что сдаются "на ночь",
В усыпанные устричными раковинами пивные.
Улицы тянутся, как надоевшие доводы,
Коварно крадутся от дома к дому,
Ведут к проклятому вопросу…
Ох, не спрашивайте: какому?
Пошли, навестим, кого следует.
Т.С.Элиот. "Любовная песнь Дж. Альфреда Пруфрока"
(перевод Н.Берберовой)

Теперь ничего не осталось. Только боль. Ничего, только пустота. Только пустыня. Истертый до дыр саван воспоминаний. А я даже не уверен, что они у меня были.
Я называю это болью. Просто не могу придумать другого слова. Хотя теперь это даже и не похоже на боль. Скорее на полное отсутствие чувств. На полное отсутствие всего.
Все, что сейчас есть, - это все, что утрачено. То, что у меня когда-то было. Клянусь. Клянусь, у меня это было. И это всё, чем я был.
Они отняли это у меня. Отняли всё. Они отняли у меня всё. И всё, что они оставили, - эта дыра, которая когда-то была мною. Ничто. Отсутствие. Зияющая рана в том месте, где когда-то был я.
Теперь это старая рана, хотя не до конца зажившая, постоянно гноящаяся.
Лучше не становится, но, по крайней мере, не становится хуже.
Да и как может быть хуже? Что может быть хуже этого?
Я потерял след всего, чего лишился, хотя знаю, когда все это началось, - когда они отняли ее у меня.
Саманта. Всё началось, когда они отняли у меня сестру.
Ее забрали раньше, чем у меня появился шанс узнать ее получше. Узнать ее по-настоящему.
Мы только-только начали разговаривать друг с другом. И по сей день я не знаю, какой она была.
А потом ее не стало.
Всё началось, когда они отняли у меня его.
Отец. Всё началось, когда они отняли у меня отца.
Они забрали его раньше, чем у меня появился шанс по-настоящему узнать его, несмотря на жизнь, которую вы вели раньше. Мы только начали разговаривать, как взрослые люди, впервые после долгого перерыва спросили друг друга "как дела?". Мы только начали - впервые в жизни - пожимать друг другу руки.
И вот его не стало.
Но на самом деле все началось, когда они отняли у меня ее.
Скалли. Всё началось, когда они отняли у меня Скалли.
Они забрали ее раньше, чем у меня появилась возможность сказать ей, что я люблю ее. Обнять ее. Мы только решились перестать играть в напарников. Мы только пробовали перестать лгать.
И вот ее не стало.
Даже когда они вернули ее, она уже не была прежней. Они что-то отняли у нее. Я бы начал всё сначала, но правда заключается в том, что я забыл - как. Даже когда она вернулась, я знал, что она никогда не вернется. Они об этом позаботились.
До сих пор не знаю, какую часть ее они оставили у себя. Но после этого отношения между нами уже никогда не были прежними.
И тогда то, что они отняли у меня, стало второстепенным. Они так много отняли у Скалли, что оставили меня с пустотой.
Они забрали и мою мать. И даже уверенность в том, кто же является моим отцом.
Потом постепенно, в течение нескольких лет, они забрали мою веру, мои сны, мой огонь, мою страсть. В конечном счете, они забрали даже мою ненависть.
Что я мог сделать?
Ненависть подогревала мою волю много позже того, когда ничего уже не осталось.
Однажды Скалли уехала, и клянусь - я едва это заметил. Когда ее присутствие стало больше напоминать ощущение отсутствия того, чем она была раньше?
Я всегда говорил, что истина где-то там.
Теперь я знаю, что там ничего нет.
Что такое Истина? Бог. Я был слеп. Кто сказал, что есть всего одна истина? И как, во имя Бога, я начал в это верить?
Это просто правила склонений: моя истина, твоя истина, его, ее, наша, их.
И теперь они забрали все истины, так что единственная, которая осталась, - их.
Их истина.
Иногда, знаете, очень редко я даже начинал в это верить.
Вы тоже можете, если это всё, что вам осталось.
Господи. Скалли. Что они сделали?

Легкий бриз приносил теплые испарения от воды, хотя солнце зашло несколько часов назад.
Помощник директора Фокс Малдер сидел на скамейке около реки - на той самой скамейке, на которую много лет приходил посидеть, на той же скамейке, на которой Скалли обычно находила его.
Но Скалли больше никогда не придет.
Он давно уже приходил сюда не для того, чтобы ждать ее.
Теперь он приходил для того, чтобы просто посидеть на скамейке.
Запах очистных сооружений Вашингтона достиг его носа. Это был запах, который он любил. Запах, который он понимал.
Он провел последние 30 лет в тех или иных сточных канавах.
Свет от фонарей плясал на воде. Фонарные столбы стояли вдоль неровной кромки берега - напряженные и аккуратные, как батальон солдат.
Он сидел, пытаясь вспомнить, когда он стал воплощением всего того, что всю жизнь так ненавидел.
Темнота была милосердна к его покрытому морщинами лицу, седым волосам, которые он теперь стриг коротко.
Только его руки оставались прежними - большие, костистые, но уверенные и сильные, относительно гладкие.
Он знал, что на его лице отпечаталась каждая секунда той жизни, которой он жил.
Его молодые руки надолго закрыли его постаревшее лицо. Потом он нетерпеливо потер подрободок, и в холодном вечернем воздухе около его губ образовалось облачко пара.
Он резко выпрямился, внезапно насторожившись, раб старых инстинктов.
Дуновение чего-то в воздухе. Чего-то, давно им забытого.
- Почему я знала, что ты будешь здесь, Малдер?
Он вздохнул. Его глаза закрылись, и он почувствовал легкую дрожь. Это могло быть от холода. Ничего больше.
- Скалли. - Шепот. Его потрясла дрожь в его собственном голосе.
О Господи, подумал он. Старею я, старею…
- Ты заказал брюки покороче?***- Вопрос был задан с юмором. Юмор, сердечность и более глубокая хрипотца, чем он помнил.
Но он безошибочно узнал этот голос.
- Скалли, - произнес он уже тверже, улыбка тронула его губы. Он чувствовал движение воздуха около своих закрытых глаз. Господи. Она всегда читала его, как открытую книгу. Т.С.Элиот, ни больше, ни меньше. Откуда она знает?
Она всегда знала.
Он застыл, когда запах сигаретного дыма достиг его ноздрей.
Господи. От старых привычек нелегко отделаться.
- Это всего лишь я, Малдер. Не хватайся за пистолет.
Снова эта сердечность в голосе.
Он не хотел смотреть.
- Ты куришь, Скалли.
Легкое покашливание. Обычный кашель курильщика.
- Можно сказать, что я начала снова.
Странная печаль охватила его и опять оставила.
Оставила, потому что - в конце концов - она была здесь.
- Садись рядом, Скалли.
- Не возражаешь?
Вопрос так сильно потряс его, что он не нашелся, что сказать.
- Малдер? - Осторожность, ожидание.
- Скалли… - Больше нечего было сказать.
Но его глаза все еще были закрыты. Он услышал шорох ее одежды, когда она усаживалась рядом с ним, и ощутил запах ее сигареты и тот неуловимый аромат - такой знакомый, такой характерный для нее. Теперь он был сдержаннее и острее, но это по-прежнему был запах Скалли.
Он уронил руки на колени. И почувствовал нежное прикосновение к своим пальцам, всего лишь быстрое касание, бережное и хрупкое, как пергамент.
- Открой глаза, Малдер.
Он слабо качнул головой.
- Посмотри на меня. - Снова покашливание, на этот раз более сильное.
- Нет.
- Малдер…
- Не могу.
- Малдер, пожалуйста.
Он открыл глаза и уставился прямо перед собой.
Туман поднимался над водой.
- Взгляни на это, Скалли.
Он услышал, как от движения зашуршала ее одежда.
- Почему ты не хочешь посмотреть на меня, Малдер?
- Не могу.
И все, что оставалось невысказанным, поднялось между ними.
Она вздохнула и прислонилась к нему.
Она была легкой. Невесомой, как память.
- Ты неплохо устроился, Малдер.
Он усмехнулся. В его груди была боль, о которой он раньше только читал.
- Я теперь один из кукловодов, если ты это имеешь в виду.
Она промолчала.
Он с трудом вздохнул. Его сердце тупо колотилось, протестуя, как человек, которого насильно отправляют в командировку.
- Только теперь здесь одни одурманенные кукловоды и никаких особых марионеток. Именно так, как ты и предсказывала. Ничего,
- Заговор болванов, Скалли. Не более того.
Он почувствовал, как она напряглась рядом с ним.
- Но и не менее, Малдер. Это просто приглашение на танец, которое тебе вручили.
Его тело содрогалось от биения его сердца.
- А тебе?
Он слышал, как она резко вдохнула, и вздрогнул. Потом успокоился. Она всего лишь затянулась сигаретой.
- Я занималась другими вещами.
Малдер кивнул.
- Ты счастлива? - Он ждал.
Короткий смешок пронзил его, и ему понадобился момент, чтобы осознать, что это не его усмешка.
- Счастье, Малдер? Когда это вообще было составной частью уравнения?
- Ты широко известный и уважаемый специалист в своей области, Скалли.
Еще одно покашливание, перемешанное со смехом.
- Так же, как и ты.
- Они испытывают страх, а не уважение. Они боятся меня, как мы обычно боялись их.
Его рука, почти касавшаяся ее плеча, задрожала словно по своей воле, и это его поразило. Он, не глядя, притянул ее к себе, ощущая хрупкость ее тела рядом с собой.
- Я стал своим худшим врагом, Скалли.
От нее пахло застоявшимся дымом и железной силой воли.
Он подумал, что от него, возможно, вообще ничем не пахнет.
- Зачем ты пришла? - Это было не более чем бормотание.
Он почувствовал, как она пожала плечами, но ничего не сказала.
Она была права, что промолчала, потому что вопрос на самом деле означал: "Почему ты ушла?".
- Скалли… - Его глаза опять закрылись, когда он повернул голову и коснулся сухими губами ее волос.
Ему показалось, что он коснулся губами тонкой железной проволоки. Он представил себе ее волосы, окрашенные в глубокий пылающий рыжий цвет. Такие, какими они всегда и были.
- Мы позволили им иссушить нас, Скалли, - прошептал он.
- Да.
- Мы позволили им высосать из нас все соки.
Он почувствовал тяжесть в груди и, и до него медленно дошло, что эта тяжесть - ее руки, обнимавшие его.
Он обнимал ее, зажмурив глаза, а его ум пустился в странствие. Ему сейчас 62, значит, ей… 58.
Молодая. Они все еще молоды. Черт возьми… разве нет?
- Твой муж?
- Открой глаза, Малдер.
- Еще не время.
Он почувствовал, как она снова закашлялась. Слезы подступили к его глазам.
Слезы. Господи. Дождь в пустыне.
Он позволил им увлажнить ее сухие, как солома, волосы.
- Твой муж, Скалли?
Он обнимал ее в тишине.
Наконец:
- Он дома, полагаю. Где бы это ни было.
Он усмехнулся.
- Нет истины, ты знаешь. И никогда не было.
Она беспокойно задвигалась рядом с ним.
- Ты ошибаешься, Малдер. Есть.
Его сердце все еще колотилось.
- Чья?
- Наша.
Невероятно, он почувствовал, как внутри него закипает смех.
Она вздрогнула, но он не знал, были это слезы, или смех, или просто сила его собственного движения.
- Посмотри на меня, Малдер. Ты должен увидеть меня такой, какая я есть. Открой глаза.
И он открыл.

*** Примечание переводчика. Имеется в виду строки из того же стихотворения Т.С.Элиота: "Старею я… Старею…
Не заказать ли брюки покороче?" (перевод Н.Берберовой)


назад

------------------------