И если иногда сны превращаются в реальность -
что же происходит с нашими кошмарами?..
Аннотация: После Колонизации. Она, наконец, нашла его… Внимание: рейтинг NC-17.

------------------------

Я плачу по ночам. Все делают вид, что не замечают. Я ценю, что они хотя бы делают вид. Скиннер всегда знает правду. Он никогда и слова не скажет, даже наедине, но его глаза говорят, что он знает. Его глаза также говорят: "Не сдавайся". Как-то раз он сказал мне: "Надежда умирает последней". Я тогда засмеялась и ответила, что надежда выжила только по единственной причине - потому что раса человеческая никак не найдет способ ее убить. Ему это не показалось забавным.
Я стала циником. Горьким циником. А кто бы не стал?
Два года, четыре месяца и девятнадцать дней.
Столько времени прошло с того момента, как мир перестал существовать. С того момента, как пришли ОНИ. Если ли бы можно было всё начать сначала…
Я бы ни за что не оставила его. Я бы не позволила увести себя, даже подчиняясь его требованию. Я должна была остаться с ним и бороться. Если он боролся.
Я ничего не знаю. Мы так и не нашли тела Малдера. У нас нет уверенности, что он умер. Сердце говорит мне, что он жив. Я хочу верить.
Фрохики, Байерс и Лэнгли увели - нет, утащили - меня из его квартиры в ту ночь. Он сказал, что догонит нас. И не догнал.
Позже Лэнгли и Фрохики один раз проникли в его квартиру. Они сказали, что она была разгромлена. Но - ни крови, ни тела. Не могу представить, что ОНИ стали бы тратить время на то, чтобы его похоронить. Вот единственный факт, который помогает мне держаться. Малдер жив. Должен быть.
Где-нибудь.
В нашу группу входит тридцать шесть человек. И мы кочуем с места на место. У нас есть девять надежных убежищ и склад оружия, которому позавидовала бы любая страна третьего мира… Ну ладно, могла бы позавидовать.
Мы пользуемся каждым удобным случаем, чтобы отправлять этих сукиных детей с зеленой кровью прямиком в ад. Я даже начала получать от этого удовольствие, пожалуй, несколько большее, чем следовало бы добропорядочному доктору. Скиннер - наш доблестный и бесстрашный предводитель. Он никогда не признается в этом, но ему нравится его положение. Если уж стал морским пехотинцем - останешься им на всю жизнь. Фрохики - его правая рука. Они очень сдружились. Это удивляет и в то же время забавляет. Если бы я не была абсолютно уверена в сексуальной ориентации каждого из них, мне осталось бы только недоумевать по поводу характера их взаимоотношений.
В настоящий момент они сидят, сгорбившись над шахматной доской. Их разговор сводится к ворчанию, фырканью и смешкам. Но они понимают друг друга прекрасно. Иногда это пугает.
При виде них Малдер смеялся бы до колик.
Я бы хотела, чтобы он был здесь.
На каждом Сооружении, о котором мы получаем информацию или на которое натыкаемся случайно, мы ищем его. Любой намек на него.
Мы нашли четверых других, но не его. Пока еще нет.
Надежда умирает последней.
Даже когда мне кажется, что я больше не выдержу, - моя надежда не хочет умирать.
Завтра мы планируем нападение на Сооружение в Афинах, штат Джорджия.
Новый день, новый шанс.
Я надеюсь - и молюсь.
Я должна верить.
ДКС, 26 апреля 2004."

- Отчет.
Скиннер вызывает нас. Он уже давно отказался от идеи держать меня в стороне от происходящего. У меня воля такая же сильная, как у него. Я не хочу, чтобы меня опекали. Ни он, ни кто-либо другой.
- Сектор А, чисто, - слышу голос Байерса в наушниках.
- Сектор Б, чисто, - говорю я.
Потом следует длинная пауза.
- Сектор Ц запрашивает безопасный канал! - голос Лэнгли звучит истерически, он почти кричит.
Его запрос мгновенно настораживает меня. Что-то происходит. Я достаю свою карту и прокладываю наиболее короткий маршрут к месту, где он находится. Я не знаю, какой ему выделен безопасный канал, но знаю, где его пост. Через пять минут я уже там. Он стоит около двери со Скиннером и Фрохики. Когда Скиннер преграждает мне дорогу, я уже наверняка знаю: что-то не так.
- В чем дело? - спрашиваю Скиннера.
- Дана, возвращайся на свой пост, - он топчется на месте, не давая мне подойти к двери.
Фрохики походит к нам.
- Пожалуйста, Скалли, уходи. - Лицо у него мрачное.
Я вдруг всё понимаю - и прихожу в неистовство. Я борюсь с ними обоими, используя не слишком честные методы борьбы. К тому моменту, когда я вырываюсь из рук Скиннера, возможность появления у него наследников оказывается под большим вопросом. Лэнгли благоразумно держится в стороне.
Я распахиваю дверь. Малдер там. У него длинные, спутанные волосы. Он голый, худой, изможденный. Сидит в пустой комнате, скорчившись около дальней стены, прижавшись к ней щекой.
- Малдер! - я чувствую, что сейчас упаду в обморок. Сердце бешено колотится у меня в груди, когда я подбегаю к нему и кладу руку ему на плечо.
Он кричит так, словно я обожгла его. Теперь я вижу его лицо. В этих глазах нет ничего - он меня не узнаёт. Он меня не знает. Я медленно обхожу его так, чтобы оказаться в поле его зрения. Он отодвигается от меня.
- О Господи, Малдер! - ужас и отчаяние охватывают меня. - Что они с тобой сделали?!
Он смотрит на меня дикими глазами затравленного животного. И не издает ни единого звука. Просто напряженно наблюдает за мной. Я снова медленно протягиваю к нему левую руку - и он впивается в нее зубами, как раз около мизинца. У меня перехватывает дыхание. Я чувствую его зубы, глубоко вонзившиеся в мою плоть. Очень больно.
Скиннер внезапно оказывается рядом со мной.
- Малдер!
Он кричит так громко, что у меня начинает звенеть в ушах, а Малдер выпускает мою руку, снова забивается в свой угол и обводит комнату безумным взглядом.
- Черт возьми! - бормочет Скиннер, оборачивая платком мою кровоточащую ладонь.
- Он совсем с ума сошел, - шепчет огорченно Лэнгли.
Фрохики останавливается на некотором расстоянии от Малдера.
- Малдер? Эй, парень! - он весело улыбается. - Все в порядке. Ты теперь в безопасности.
Малдер переводит взгляд в направлении его голоса и гневно скрежещет зубами, на которых все еще видна моя кровь. Фрохики быстро отступает еще на шаг.
- Он не знает никого из нас, - говорю я, прижимая руку к груди. - Все отойдите назад. Дайте ему место. - Мой голос звучит сурово, когда я отдаю этот приказ.
- Тебе небезопасно находиться здесь одной, Дана, - говорит Скиннер.
- Это Малдер. Попробуй увести меня из этой комнаты - и один из нас получит серьезные увечья.
Он чувствует угрозу - и понимает, что я не шучу.
- Мы оставим дверь открытой. Кричи - и мы в ту же минуту будем здесь.
Я киваю.
- Пусть кто-нибудь принесет сюда мою сумку.
Скиннер издает какой-то нечленораздельный звук, который я воспринимаю, как "да". Перед тем, как он поворачивается, чтоб уйти, я отстегиваю свой карабин и вручаю ему. Вместе с пистолетом. Ему это определенно не нравится, но он берет оружие и уходит.
Маледр смотрит, как я иду и встаю прямо перед ним. Вдруг он снова прижимается к стене. Прямо вцепляется в нее.
- Малдер, ты ведь психолог. Что ты собираешься делать? - говорю я мягко. Не уверена, что его мозг зафиксировал мои слова. Может быть, хотя бы мой голос…
Краем глаза я вижу Фрохики, который приносит мою сумку, как я просила.
Я двигаюсь по периметру комнаты: вдоль стены к другому углу, потом вдоль другой стены к моей сумке. Достаю фляжку и пару плиток. Потом возвращаюсь на прежнее место и очень медленно пододвигаю к нему флягу и плитки - вдоль стены со скоростью дюйм в час. Его глаза мечутся между моей приближающейся рукой - и водой и пищей.
Я вытягиваю руку так далеко, как только могу дотянуться, и немного меняю положение тела. Его дикий взгляд прикован ко мне. Я слышу глухой стон, вырывающийся из его груди. Тогда я подталкиваю флягу и плитки ногой как можно ближе к тому месту, где он сидит. Дальше двигаться не следует. Я подаюсь назад на пару футов - и застываю на месте.
Он голоден. С того момента, как я видела его последний раз, он потерял как минимум сорок фунтов веса. Мое горло сжимается, когда я вспоминаю ту ночь.
Это тот же человек, который поцеловал меня и сказал: "Иди, Скалли. Тогда я буду уверен, что ты в безопасности. Я скоро приду. Я тебя найду".
Теперь он перемещается. Медленно, почти незаметно. Потом бросается вперед, хватает фляжку - возвращается в свой угол. Я смотрю, как он пытается отвинтить крышку, и жалею, что не догадалась сделать это сама. Он справляется с задачей, зажимая пробку зубами и вращая руками флягу. Я замечаю его искривленные пальцы.
- О Малдер! - я снова плачу - и ничего не могу с собой поделать. Два его пальца были сломаны и не вправлены. И отвратительно залечены.
При звуке моего голоса он вдруг смотрит на меня - и мне кажется, что я замечаю проблеск узнавания в его глазах. Но потом он исчезает.
Он поднимает фляжку, не отводя от меня глаз. Я вижу в них недоверие. И это разбивает мне сердце, потому что доверие - единственное, что у нас было в течение долгого времени. Теперь у нас нет и этого.
Он опустошает флягу одним большим глотком.
- Потише, Малдер. Тебе станет плохо, - шепчу я. Он не удостаивает меня взглядом, просто прижимает пустую флягу к груди и принимается за еду.
Он сдирает зубами обертки и жадно проглатывает содержимое. Я вижу, как двигается Адамово яблоко у него на шее. Можно без труда сосчитать все ребра. Я вижу шрамы, покрывающие руки и спину. Сказать, что он прошел через ад, - значит, ничего не сказать. Его колени смотрятся как два огромных нароста на его тощих ногах, руки худые и жилистые.
- Дана? - Скиннер зовет меня от двери.
Я смотрю на него краем глаза, почти не меняя позы.
- Мы располагаемся здесь лагерем и остаемся до тех пор, пока он сможет тронуться в путь. - Он пытается говорить спокойно.
Я киваю. Когда я поворачиваюсь к Малдеру, то вижу, что он кивает мне. Не знаю, как это расценить: то ли осознанное действие, то ли повторение моего движения. Его глаза прикованы ко мне. Но я все еще не уверена, что он узнаёт меня.
Я осторожно протягиваю руку и двигаюсь вдоль стены, касаясь ее пальцами, чтобы проверить мою теорию. Он делает то же самое. Его ладонь прижата к холодной бетонной стене, и он продвигает ее по направлению к моей руке. Когда наши пальцы соприкасаются, по моему лицу снова начинают течь слезы.
- Это ты, - шепчу я, слегка улыбаясь.
Этого он не повторяет, но его глаза на мгновение фокусируются на мне, а потом снова затуманиваются, такие же далекие, как звезды на небе.
- Поговори со мною, Малдер, - прошу я мягко. - Мне нужно услышать твой голос.
Он просто смотрит на меня отсутствующим взглядом.
Рука болит. Я знаю, что должна ее продезинфицировать, поэтому направляюсь к своей сумке, вынимаю флакон бетадина и открываю его.
Малдер начинает кричать. Обескураженная, я смотрю на него. Пустая фляга ударяется в стену в дюйме от того места, где я стою. Глаза у него снова бешеные - и он опять забивается в свой угол.
В дверном проеме сразу становится тесно от Скиннера, Фрохики, Лэнгли и даже Байерса.
- Что такое? Что случилось? - кричат они все разом. От этого Малдеру становится еще хуже, и его вопли превращаются в вой, полный нечеловеческого ужаса.
- Убирайтесь! - ору я, и они поспешно растворяются за дверью.
Я быстро втираю бетадин в руку и снова ее перевязываю. Как только я убираю флакон - он перестает кричать. Наступившая тишина почти оглушает.
Если я и добилась какого-то успеха раньше - он растаял без следа. В этом нет сомнений, потому что, как только я прислоняюсь к стене, он снова отодвигается от меня. Я прижимаю здоровую руку ко рту. У меня больше нет сил.
"Малдер, что же с тобой случилось?" - беззвучно вопрошаю я. - "Как мне достучаться до тебя? Как мне вернуть тебя?"
Он по-прежнему сидит в своем углу, скорчившись и обхватив руками костлявые колени. Смотрит на меня зловещими глазами.
Я перестаю плакать, вздыхаю - и начинаю всё сначала: придвигаюсь настолько близко к нему, насколько возможно без риска вызвать неадекватную реакцию, и просто остаюсь на этом месте.
Вот всё, что я могу придумать.
Я прислоняюсь головой к стене - и смотрю, как он наблюдает за мной.

Через два часа приходит Байерс с новой флягой и двумя тарелками еды.
- Поешь, Скалли, - шепчет он, ставя их около двери. Потом смотрит на Малдера, некоторое время изучает его. - Господи, вы только посмотрите на него. Это что, пост-травматический синдром?
Малдер сидит в углу. Похоже, он немного успокоился. Я не хочу, чтобы что-нибудь снова выбило его из колеи. Он по-прежнему внимательно за нами наблюдает.
- Чудовищные пытки, - шепчу я в ответ, беру тарелки с тушеным мясом и тут только понимаю, насколько проголодалась. Пахнет кроликом. Что ж, за последние два года я научилась любить тушеного кролика с овощами. Я возвращаюсь в свой угол напротив Малдера.
Байерс тихонько исчезает за дверью, оставляя нас наедине.
Я почти доедаю свой обед, когда замечаю, что подвергаюсь усиленному наблюдению. Малдер нюхает воздух. Совсем как собака. Или как койот.
- На этот раз я тебе ничего не принесу, - говорю я. - Ты должен сам за этим прийти. - И указываю на стоящую около меня тарелку. Я вижу, как он облизывает губы. Он все еще голоден. Может, это и жестоко, но я должна достучаться до него, и, возможно, еда - неплохое начало. Во всяком случае, прежде это иногда срабатывало.
Его дикий взгляд курсирует между мной и тарелкой.
- Раньше ты всегда доверял мне. Ты всегда ел вместе со мной. Помнишь? - теперь я ем медленно, наслаждаясь каждым кусочком, почти превращая процесс поглощения пищи в шоу. Даже через комнату мне слышно, как урчит у него в животе. - Давай, Малдер. Это вкусно. - Я вижу провалы на его боках, когда он на четвереньках приближается ко мне через комнату.
Он добирается до тарелки и, не обращая никакого внимания на ложку, быстро запихивает мясо и овощи себе в рот. Сейчас он находится на самом близком от меня расстоянии. К моему удивлению, он не утаскивает тарелку в свой угол, а ест прямо здесь, всего в каких-то шести дюймах от моего бедра.
Мне невыносимо хочется протянуть руку и провести ладонью по его узловатому позвоночнику, но я не осмеливаюсь до него дотронуться.
Я медленно отворачиваю крышку фляги и делаю большой глоток. Он съел всё до крошки и даже вылизал тарелку. Я медленно протягиваю ему флягу, и он берет ее с настороженностью, которая разрывает мне душу. Потом пьет, все время поглядывая на меня, словно готовый к тому, что сейчас случится какая-нибудь гадость. Когда ничего плохого не происходит, он подвигает флягу ко мне. Его руки слегка дрожат. Двигаясь невыносимо медленно, я забираю ее.
- Почему бы тебе ни посидеть здесь со мной подольше? - говорю я мягко, ставя пустую тарелку на пол. Теперь его глаза определенно ищут моих.
Я молчу, ожидая его реакции. Он медленно опускается на пол, спиной к стене, и сжимается в комок. Он так близко, что мне приходится вонзить ногти в ладони, чтобы побороть искушение протянуть руку и дотронуться до него.
Несколько минут - и он спит, ровно дыша. Не знаю, то ли из-за появившегося намека на доверие, то ли из-за полного изнеможения, но он засыпает рядом со мной. На данном этапе я беру то, что могу взять.
Удостоверившись, что он не проснется, я медленно иду к двери, держа в руках две пустых тарелки. Скиннер, Одинокие Стрелки и еще несколько человек торчат тут же, под порогом. Я выхожу и тяжело вздыхаю. Лэнгли берет тарелки из моих рук, и я медленно опускаюсь на табуретку, стоящую в коридоре.
- Как ты думаешь, с ним будет все хорошо? - спрашивает Фрохики, нарушая мрачную тишину.
- Не знаю. Он прошел через такое, что лучше и не думать об этом. Я даже не уверена, что он узнал меня. Но дела у него идут на лад.
- В каком смысле? - спрашивает Скиннер, подавая мне чашку кофе.
Я беру ее с благодарной улыбкой.
- Ну… он поел - и заснул прямо рядом со мной. Я воспринимаю это как хороший знак.
- Он тебе что-нибудь сказал? - спрашивает Байерс. Он беспокоится о друге.
- Ни слова не произнес. Если бы он не кричал, я бы предположила, что он вообще онемел, - не очень весело шучу я. - Он выглядит, как выживший после пребывания в концлагере, - замечает Лэнгли.
- Он сильно истощен. - Я пытаюсь скрыть от них свои чувства. Мне совсем не хочется, чтобы они стали свидетелями того, как я разваливаюсь на части, вне зависимости от того, насколько это больно - смотреть на Малдера в таком состоянии и видеть его страдания.
Я встаю и беру свой спальный мешок, не давая никому возможности задать вопрос или отпустить замечание.
- Куда ты идешь? - спрашивает Скиннер, нахмурившись.
- Спать. Я устала, у меня рука болит и я…
- Это несерьезно, - прерывает он меня, осознавая, что я хочу сказать.
- Посмотрим, - бросаю я, направляясь обратно в комнату, где спит Малдер.
С максимальной осторожностью я расстилаю свой спальный мешок рядом с ним. Два года, четыре месяца и двадцать дней.
Теперь-то уж я не выпущу его из виду. Я по-прежнему борюсь с собой, чтобы не дотронуться до него. Он лежит на голом цементном полу, такой бледный и слабый. Эти ублюдки могли бы поставить ему хоть какую-нибудь койку.
Через некоторое время я тоже засыпаю.

- СКАЛЛИ!
Я вскакиваю на ноги и хватаюсь за пистолет, которого нет. Я была в темноте, и кто-то кричал и звал меня по имени. Похоже на Малдера.
Из коридора доносится топот и слышатся проклятия. В комнату проникает свет - кто-то держит фонарь.
Малдер. Я вижу, как он корчится на полу и зовет меня. Холод проникает в мое сердце.
- СКАЛЛИ!
На этот раз я не сомневаюсь - хватаю его за плечи и притягиваю к себе на колени.
- Я здесь. Я здесь, Малдер. Все хорошо.
Он мгновенно замирает. Я жду, что он закричит и шарахнется от меня. Но ничего подобного не происходит. Он дрожит на моих коленях, его невероятно худое тело согнуто пополам, впиваясь в меня всеми острыми углами, как недавно его зубы.
- Шшш, - шепчу я. - Все хорошо. Ты в безопасности, Малдер. Я здесь. Скиннер здесь. Стрелки тоже здесь. Никто тебя больше не обидит. Клянусь, - мой голос ломается от переполняющих меня чувств. Никогда в жизни не говорила ничего более важного.
- Обещай, - доносится так тихо, что я решаю, что мне показалось.
Я чувствую, как его рука сжимает мое бедро.
- Обещаешь? - Теперь я четко слышу это слово. Без сомнения, это Малдер.
- Клянусь! - кричу я сквозь слезы. - Клянусь!
И тогда он смотрит на меня. Даже в полутьме видно, что глаза у него ясные. Он видит меня - и он знает меня.
- Как долго? - чуть громче говорит он. Голос у него хриплый.
- Слишком долго. - Я даже не вытираю безостановочно льющиеся слезы.
Он опускает голову мне на колени и слегка дрожит.
- Эй! - окликаю его тихо. Он поднимает голову. - Давай-ка подниматься с пола. - Я искренне улыбаюсь, пожалуй, в первый раз за очень долгое время.
Он медленно кивает - и я выскальзываю из-под него. Потом расстегиваю спальный мешок и кладу его на пол. Он ложится с одной стороны, я - с другой. Как только я ложусь, то сразу чувствую, что он придвигается ближе ко мне и его острые колени упираются мне в бедро.
- Я что, сплю? - спрашивает он. С каждым словом его голос звучит чуть сильнее.
- В таком случае я тоже сплю. - Я поворачиваюсь на бок, лицом к нему, и снова улыбаюсь.
- Если это так - я не хочу просыпаться.
- Шшш, все хорошо, - я медленно протягиваю руку, чтобы коснуться его, но он с криком отшатывается от меня.
О Господи! Только не сначала!
И в этот момент слышу голос Скиннера за спиной:
- Малдер, это всего лишь я. Все хорошо. Я просто принес вам одеяло. Вот и всё.
Скиннер кладет одеяло на пол около нас и медленно ретируется к выходу. Малдер успокаивается, но его дыхание учащено и он явно в панике.
- Это всего лишь Скиннер, - шепчу я, подбирая одеяло. - Ну же, постарайся снова заснуть. Все хорошо.
Ему требуется несколько минут, но он все-таки ложится обратно на спальный мешок, не сводя глаз с двери. Я укрываю нас одеялом и притягиваю его ближе к себе. Он вздрагивает от моего прикосновения, но принимает его. Думаю, мне это нужно больше, чем ему. Я приглаживаю его длинные волосы, ласкаю его затылок. Проходит довольно много времени, прежде чем он засыпает.

Часть 2
Утром я просыпаюсь от холода, потому что Малдер утащил одеяло. Он сидит, завернувшись в него, спиной ко мне.
- Как дела? - спрашиваю я мягко. Не хочу его напугать.
- Мне нечего надеть. Мне нужна какая-нибудь одежда, Скалли, - голос его весьма отдаленно напоминает тот, который я помню, но все равно звучит музыкой для моих ушей.
- Первое, что мы сделаем сейчас, - достанем тебе одежду. Хорошо? - я сажусь и дотрагиваюсь до его плеча. Он вздрагивает - не один, а три или четыре раза подряд.
Это почти так же плохо, как если бы он отодвинулся от меня. Я глубоко вздыхаю и пытаюсь убедить себя, что глупо ожидать слишком многого, да еще так скоро. Я до сих пор не знаю, через что ему пришлось пройти.
- Пойду посмотрю, что можно найти, - я поднимаюсь, обеспокоенная тем, что он не смотрит на меня. Это тоже плохо. Что ж, нужно попробовать немного сдвинуться с мертвой точки.
Я обхожу его и опускаюсь перед ним на колени. Он отводит глаза и упирается взглядом в стену напротив. Прошлой ночью я не рассмотрела, какое изможденное у него лицо. Резко выступающие скулы, кожа болезненно-бледная, даже желтоватая. Не берусь предположить, когда он в последний раз видел солнце.
- Я сейчас вернусь. И принесу тебе завтрак, хочешь?
Он кивает, по-прежнему не глядя на меня. На этот раз я ухожу, оставляя его одного.
Коридор пуст, но спальные мешки и другое имущество свидетельствует, что по меньшей мере два человека спали здесь прошлой ночью. Я знаю, что это были Скиннер и Фрохики. Они стараются заботиться обо мне, насколько это возможно. Это одновременно и радует, и раздражает.
Я нахожу их в длинном коридоре, тянущемся вдоль всего здания с востока на запад. Это было психиатрическое заведение, во всяком случае - некоторое время. Коридор, где они находятся, превращен в общий зал. Все члены нашей группы не упускают возможности воспользоваться любой передышкой в наших странствиях. Я слышу смех, голоса, даже музыку. Фрохики и Скиннер продолжают свою нескончаемую шахматную партию.
- Как у него дела? - спрашивает Фрохики.
- Не блестяще, но лучше, чем раньше, - я пожимаю плечами.
- Мы сберегли вам завтрак, - Байерс садится за стол рядом со мной.
- Спасибо, - улыбаюсь я ему.
Байерс стал источником постоянного удивления для меня. За последние два года, после всего, что мы повидали и что вынуждены были делать, я только один раз наблюдала, как было уничтожено его холодное спокойствие. Но в тех обстоятельствах он был не единственным, кто сломался.
В одном из Сооружений, основанных ИМИ, мы нашли двадцать детей. Не знаю, по какой причине, но все они были подвергнуты жестокой лоботомии. Обритые головы и пустые глаза. Думаю, ни один из них не был старше восьми.
Мы мне могли взять на себя заботу о них. Мы не могли оставить их умирать с голоду. Мы ничего не могли для них сделать. Нам пришлось принять жуткое решение. Байерс выполнил его. Он аккуратно перевязал каждому ребенку руку. Шесть сотен миллиграммов морфина в каждой повязке. Они заснули, чтобы уже никогда не проснуться. А он плакал после этого много ночей подряд.
Иногда истинная сила приходит из совершенно неожиданного источника.
- Мне нужна одежда, которая подошла бы ему, - говорю я, отвлекаясь от воспоминаний.
- Я вне игры, - смеется Фрохики.
- Может, ему подойдет что-нибудь их моих вещей, - говорит Лэнгли у меня за спиной. - Хотя они, наверно, будут немного великоваты.
- Отлично, - киваю я.
- Как ты думаешь, когда мы сможем поговорить с ним? - спрашивает Скиннер.
- Думаю, что сегодня вряд ли. - Я вспоминаю, что он не захотел смотреть на меня. - Наверное, потребуется больше времени. Ему через многое пришлось пройти. - Глупо повторять очевидные вещи, но ведь это правда.
Я поднимаюсь и беру две тарелки. Каша, тосты и кофе. Лэнгли приносит пару штанов и футболку, которые я перебрасываю через плечо. И возвращаюсь в комнату Малдера.
- Проголодался? - спрашиваю я, обратив внимание, что он так и не сдвинулся с места.
- Да, - его голос все еще звучит неровно.
Я пересекаю комнату и подхожу к нему.
- Достала тебе одежду. Некто по имени Ринго Лэнгли передает привет. - Я надеюсь увидеть улыбку, но меня ждет разочарование.
Он берет одежду, не обращая пока внимания на еду, поворачивается ко мне спиной и отбрасывает одеяло. Пока он надевает штаны, меня снова поражает, насколько он худ. Когда он наклоняется, я вижу каждый позвонок на его спине. Не только никакого подкожного жира, но, похоже, никаких мускулов. Если бы не его лицо и шрамы, которые я знаю слишком хорошо, я бы ни за что не поверила, что это он.
Чудеса: одежда подошла. По поводу обуви будем беспокоиться позже. Во всяком случае, сейчас он хотя бы одет.
Он садится на пол передо мной, по-прежнему не глядя мне в лицо. Я вручаю ему тарелку. Слава Богу, на этот раз он использует ложку. Я позволяю ему есть в тишине. Его взгляд прикован к тарелке.
- Хорошо, Малдер. Хватит. Почему ты не смотришь на меня? - спрашиваю я, наконец, не в силах дальше скрывать досаду.
- Не хочу увидеть жалость, - бормочет он в ответ.
- Не увидишь. Прошлой ночью ты же ее не видел, ведь так?
- Тогда было темно. А сейчас - нет.
- Ты мог бы увидеть массу вещей, одна из них - облегчение. Обещаю, что жалости ты не увидишь. - Надеюсь, мои слова доходят до него. Я не ошиблась, и он смотрит на меня впервые за этот день. Его глаза ищут моего взгляда, а я даже не пытаюсь скрыть свои чувства. Думаю, это его немного успокаивает.
- Привет, - произносит он совершенно невинным голосом, словно мы случайно встретились на улице, а не проспали всю ночь, обнявшись, после того, как были разлучены на два с лишним года. Это вызывает у меня улыбку.
- Привет и тебе.
И тут происходит это - он улыбается "хорошо, я знаю, что сейчас сделал что-то действительно глупое" улыбкой. Не припомню, когда видела ее последний раз. Кажется, целую жизнь назад.
Мы доедаем наш завтрак в умиротворенной тишине.
Когда еда окончена, он подвигается ближе ко мне и, как я, прислонятся спиной к стене. Потом протягивает мне руку, и я осторожно сжимаю ее. Это рука 80-летнего человека: она дрожит от моего прикосновения, а кожа тонка, как папиросная бумага.
- Малдер, когда в последний раз ты выходил из этой комнаты? - спрашиваю я через несколько минут.
Его лицо темнеет, и я начинаю жалеть, что задала этот вопрос.
- Никогда. Я не выходил из этой комнаты с того момента, как они поместили меня сюда.
- После того, как мы тебя нашли, дверь все время открыта, но ты даже не попробовал выйти.
Он молчит так долго, что я уже решаю, что он и не собирается отвечать.
- Я не знаю, что там, снаружи, - его голос снова опускается до шепота.
- Там твои друзья. Люди, которые хотели бы тебя увидеть. Поговорить с тобой, убедиться, что ты в порядке.
- Не хочу, чтобы меня кто-нибудь видел. - Он смотрит на свои вытянутые вперед ноги. - Не в таком виде. Мне даже не нравится, что ты меня видишь.
- Для нас не имеет значения, как ты выглядишь, - настаиваю я. - Ты хоть знаешь, как это хорошо - просто видеть тебя, знать, что ты жив?
Он окидывает меня с ног до головы одним единственным взглядом.
- Не позволяй им смотреть на меня, ладно, Скалли? - Голос его дрожит. - Пока. Я еще не готов.
- Хорошо. Может, в другой день. Скиннер сказал, что мы не сдвинемся с места до тех пор, пока ты не сможешь отправиться в путь. Еще несколько дней.
- Скиннер. - Он произносит это имя со смесью тоски, вины и даже страха в голосе.
- Он спрашивал несколько минут назад, может ли он поговорить с тобой.
- Он принес одеяло прошлой ночью, - в его голосе звучит осознание. - Я решил, что мне приснилось.
- Нет, он здесь. Он - предводитель сопротивления.
- Вы доставляете им много неприятностей.
- Да. А откуда ты знаешь?
- Так, слышал кое-что. - Он снова выглядит отстраненным, его глаза затуманиваются.
- Что-нибудь, что нам следовало бы знать?
Он поворачивает голову и фиксирует взгляд на мне.
- Я не могу пойти с вами, - говорит он очень грустно.
- Почему? - шепчу я в удивлении.
Он не отвечает, просто берет мою руку и кладет ее себе на шею, под волосами. Я чувствую маленький шрам, мягкий, совсем свежий. Я мгновенно встаю на колени перед ним, и он наклоняет голову, давая мне возможность рассмотреть его.
- О Господи! - выдыхаю я.
- Они не слишком заботились об анестезии. Я проснулся во время этой операции и во время нескольких других. Думаю, это ярлык, или метка, или контроль передвижений.
- Мы должны это выяснить.
- Знаю, - говорит он просто.
- Малдер, что еще они с тобой делали?
Он трясет головой и ничего не отвечает.
- Ты подвергся насилию? - Даже от произнесения вслух этого вопроса мне становится плохо.
- Не в том смысле, в каком ты думаешь. Но кое-что они делали. - От воспоминаний взгляд его снова становится затравленным.
Ужас того, что стоит за его словами, приводит меня в отчаяние. Я притягиваю его к себе и начинаю плакать. Он принимает мой жест. Его руки обнимают меня, а губы прижимаются к моему плечу. Я целую его в макушку. Мы сидим так, обнявшись, долгое время. Что ж, нам не впервые приходится плакать вместе.

Я смотрю на маленький чип в моей руке. Не совсем такой, как был у меня. Но меня пугают последствия его изъятия, и я решаю, что лучше будет его сохранить.
Я вынула чип утром на третий день. Малдер чуть с ума не сошел при мысли об общем наркозе, поэтому пришлось делать местную анестезию, чтобы извлечь чип. Я боялась, потому что он был очень слаб. Но он настаивал.
- Они и так слишком многое у меня отняли. Я не хочу быть чьей-нибудь марионеткой, или болонкой, или шпионом. Я даже не знаю, кто я такой, Скалли. И почти боюсь узнать. Я не могу стать самим собой, пока они сидят у меня под кожей.
- Малдер, что будет, если изъятие чипа принесет тебе рак, как это было со мной? - Я даже думать не могу о чем-то подобном. Или недостаточно испытаний выпало на его долю?
- Я помню о такой возможности. Если это произойдет - ты вернешь его на место.
Я больше не спорю.
Одинокие Стрелки исследовали чип настолько тщательно, насколько это возможно, но так и не выяснили, какой цели он мог бы служить. Он не был передатчиком, ни и на мой он тоже не был похож. Так что на данный момент это осталось загадкой.
Я положила его в стеклянную пробирку и убрала в свою медицинскую сумку.
Он выглядит немного лучше. Мы даже иногда выходим пройтись по коридору, после того, как я удостоверюсь, что там точно никого нет. Он по-прежнему отказывается видеть кого-нибудь или говорить с кем-нибудь, кроме меня. Он очень быстро устает, но стремится к тому, чтобы вернуть свою прежнюю силу. И по-прежнему не хочет говорить о том, что они с ним делали.
Всё, что я могу сделать, - дать ему больше времени.
Он настоял на том, чтобы я подстригла его. Мне нравилось, как было раньше, но я выполнила его просьбу. Должна отметить, что после стрижки он стал больше похож на себя.
Я также уговорила его перебраться в другую комнату, расположенную поближе к остальным членам группы. Скиннер и ребята отыскали даже кое-какую мебель - пару кроватей, стол и стулья. В этой комнате гораздо уютнее, чем в той пустой клетке, где он помещался раньше.

Фрохики появляется на пороге комнаты утром на пятый день. Он не входит внутрь, просто стоит и ждет, когда его заметят.
- Малдер, - говорю я мягко, кладя свою руку поверх его. Мы играем в карты. Он смотрит на меня, потом следует за направлением моего взгляда.
- Принес тебе подарки, парень, - говорит Фрохики с порога. Он держит обе руки за спиной, а потом ставит на пол пару спортивных туфель.
Малдер выглядит напряженным, но кивает, таким образом выражая благодарность. Я подхожу и беру их. Его любимая торговая марка.
- И вот еще что. - Фрохики, широко улыбаясь, протягивает баскетбольный мяч.
Малдер улыбается в ответ, поднимает руки - и Фрохики бросает ему мяч. Малдер без усилия ловит его, а потом смотрит на него некоторое время, все еще улыбаясь.
- Спасибо, Фрохики.
- Хорошо, что ты вернулся, - говорит тот и быстро уходит.
Мелвин Фрохики гораздо умнее, чем кажется.
- Эй, Скалли, как думаешь, найдется здесь где-нибудь баскетбольное кольцо? - прежний Малдер появляется, хотя бы на мгновение. Мне это нравится.
- Уверена, что-нибудь найдется. Хотя не думаю, что ты сейчас готов к матчу-реваншу.
- У человека должна быть цель. - Он приподнимает бровь.
- Дурной каламбур, дурной каламбур, - ворчу я.
Он открыто смеется. Великолепный вид. Его лицо стало чуть полнее, а цвет уже не такой болезненно-желтый, как был в первый день. Он идет на поправку, но медленно.
Этой ночью, когда мы ложимся в наши кровати, кое-что случается. Он начинает говорить. Свет не горит, и нет никаких звуков, кроме его голоса. Я опираюсь на локоть и слушаю, боясь произнести хоть звук и прервать его.
- Скалли, я не жалею, что заставил тебя уйти той ночью, - говорит он. - Я бы сделал то же самое снова. Они поймали меня, когда я выходил из квартиры, примерно через час после того, как ты ушла со Стрелками. Я очень спешил и не обратил внимания. Не замечал их до тех пор, пока они меня не сцапали. Сначала привезли не сюда. Некоторое время я был где-то еще. Не знаю где. Знаю только, что меня накачали какими-то лекарствами. Я очнулся, как в тумане, совершенно сбитый с толку. Наверно, что-то подмешивали в пищу. Когда они приходили, чтобы забрать меня для обследования, я обычно был в сознании. - Он хрипло засмеялся. - Лучше бы они накачивали меня наркотиками перед этим!
Я сажусь на кровати в темноте. Я хочу подойти к нему, быть ближе к нему, быть с ним. Но боюсь, что он снова спрячется в своей скорлупе, поэтому сижу неподвижно.
- Они мне что-то вкололи. Каждый раз препарат был другим. Или всякий раз действовал по-разному. Однажды это было что-то такое, от чего у меня все тело распухло, а кожа была готова лопнуть. В другой раз что-то еще заставило меня целыми днями истекать кровью. Господи, как же было больно! Кровь шла изо рта, глаз, носа, ушей. Даже из заднего прохода и пениса. Из каждого отверстия в моем теле. В конце концов мне становилось плохо от запаха собственной крови. После этого небольшого приключения я не мог есть в течение недели. - Он судорожно вздыхает. - Я каждый раз пытался бороться. - Следует еще один взрыв хриплого смеха. - Ты ведь меня знаешь. Но у них было что-то… что-то вроде… не знаю… каких-то электроприборов, которые отбивали у меня охоту сопротивляться. По крайней мере, до следующего раза. Эти штуки и оставили шрамы у меня на руках и спине. Во всяком случае, некоторые из них.
Я больше не могу выдержать, пересекаю небольшое расстояние между нашими кроватями и сажусь рядом с ним. Его рука находит мою - и он продолжает.
- Я был не один. Иногда я слышал крики. Мужчины и женщины. Скалли, это мрачное место, в котором ни одно живое существо не должно находиться. - Он сжимает мою руку - и я отвечаю на его пожатие. - Они кое-что отняли у тебя, помнишь?
- Да. - Мы оба знаем, что он имеет в виду: мои яичники.
- Они кое-что отняли и у меня. Думаю, они лишили меня спермы. - Я чувствую, как он содрогается от воспоминаний. - Они… Они однажды провели процедуру. У меня теперь два шрама на мошонке. Я был в сознании, но не мог шевельнуться, потому что был привязан. Сначала я подумал, что они кастрировали меня. Боль была адской. Я кричал до хрипоты. В последующие несколько дней мои яйца распухли раза в четыре по сравнению с их прежним размером. Что они сделали со мной, Скалли?
- Не знаю, Малдер, не знаю. - Я начинаю тихонько плакать, но он слышит, отодвигается к стене и притягивает меня к себе, заставляя лечь рядом с собой, прижимается ко мне сзади и крепко меня обнимает.
- Я даже не знаю, мужчина ли я теперь, - шепчет он через некоторое время.
- Думаю, это зависит от того, что ты вкладываешь в понятие "мужчина". Для меня - да.
- Я никогда по-настоящему не понимал, что ты чувствовала. Когда они… сотворили это с тобой. Теперь понимаю. Мне так жаль, Скалли. Так жаль.
- Я бы хотела, чтобы тебе не пришлось узнать. Я бы хотела…
- Не будем больше говорить об этом. Не сегодня, - прерывает он меня нервно.
Я киваю. Я не хочу услышать больше. Я уже слышала достаточно, чтобы в течение нескольких месяцев просыпаться ночью от кошмаров.

Несколько раз я пыталась обследовать его. Но он мне не разрешил. Ничего, даже поверхностный осмотр. И начинал злиться, почти до неистовства. Настаивал, что с ним все в порядке, что никакие доводы и споры не заставят его изменить свое мнение. И я перестаю об этом упоминать.

- Позволь мне осмотреть тебя завтра, - говорю я мягко в темноте.
- Нет. - Он непреклонен.
- Малдер. Мы должны выяснить, что они натворили. Как еще мы может это сделать?
Он не отвечает: знает, что я права.
- Мы должны выяснить, - настаиваю я.
- Хорошо, - сдается он, но я чувствую, как напрягается его тело.
- Малдер, это всего лишь я. Никто больше не будет присутствовать. Ладно?
- Да. - Он уже злится.
Я поворачиваюсь лицом к нему, потом обнимаю его и начинаю поглаживать его спину.
- Не обращайся со мной, как с ребенком! - внезапно взрывается он. Я быстро убираю руку. - Я и так чувствую себя, как выродок. - Его голос больше похож на шипение.
Я ожидала этого. Смена настроения, вызванная беспомощностью и беззащитностью. Побочные эффекты насильственной травмы. Но мое знание никак не может помочь мне прогнать боль из его души.
Я возвращаюсь на свою постель.
- Спокойной ночи, Малдер, - говорю я ровным голосом, который дается мне с большим трудом.
Он не отвечает.
Часть 3
Обследование оказалось большим испытанием для нас обоих. Я знала, что после всего того, через что ему пришлось пройти, любые пробы и тесты, даже если они проводятся мной, будут для него невыносимыми.
Я обнаружила, что он, как я и предполагала, анемичен. Против этого у меня есть средства с добавлением железа.
Электролиты разбалансированы, имеются внутренние паразиты. Со всем этим можно справиться с помощью лекарств - и времени.
Что-то ненормальное содержится в его крови, но я не смогла выяснить, что это такое, с помощью простого набора оборудования, который имеется в моем распоряжении. Вне всякого сомнения, последствие инъекций, которые ему делали. Или побочный эффект, у меня нет возможности выяснить.
Внешний осмотр оказался самой тяжелой частью.
Я видела его голым в тот первый день, но я была так счастлива вообще видеть его живым, что упустила многие детали. Выступающее четвертое ребро с правой стороны, очевидно, было сломано и неправильно залечено.
Мизинец и безымянный палец на правой руке можно когда-нибудь в будущем опять сломать и срастить заново. Сейчас об этом и речи нет. Он этого просто не выдержит. Да и я тоже.
Шрамы, покрывающие его руки и спину, - ожоги, вызванные прибором с высоким напряжением. Как он и говорил. Некоторые шрамы - глубокие порезы, отвратительно залеченные. Их надо было бы зашить.
Он рассказывал мне об экспериментах, но не сказал, кто так жестоко избивал его. Не уверена, что хочу узнать.
Он лежит на исследовательском столе и дрожит, но температура в комнате тут ни при чем. Я знаю, что он напуган, и не могу его за это винить.
Я смотрю на два шрама, о которых он мне говорил предыдущей ночью. По одному с каждой стороны мошонки. Они имеют серповидную форму, примерно по два дюйма длиной. Выглядят как вазэктомия. Очень плохо сделанная.
Он сжимается всякий раз, когда я дотрагиваюсь до него, поэтому мне в конце концов приходится отступить. В общем, жизни это не угрожает, а я не могу больше выносить воздействия, которое это обследование оказывает на него.
Одевшись, он немного успокаивается, но теперь снова не смотрит мне в глаза.
- С тобой все в порядке? - спрашиваю я, стараясь стоять не слишком близко к нему, но и не слишком далеко. После его взрыва прошлой ночью я стараюсь соблюдать осторожность.
- Да, просто устал. - Он проводит рукой по волосам и поворачивается ко мне, вид у него удрученный. - Итак, что ты обнаружила?
- На самом деле, ты не так уж плох. Скоро ты восстановишь форму.
- Брось нести чепуху, Скалли. - Наши глаза встречаются. Взгляд у него жесткий.
- Никакой чепухи, Малдер.
- Я чертов ходячий кошмар, и мы оба это знаем! - вопит он.
- Тебе станет лучше. Ты наберешь вес… - я только вздыхаю, когда он проносится мимо меня.
Я могу не утруждать себя дальнейшими объяснениями. Просто опускаю голову и говорю себе: это пройдет.
- Проблемы? - Скиннер вырастает на пороге.
- Добро пожаловать - эмоциональный взрыв 101, - я выдавливаю из себя улыбку, но он не верит мне ни на минуту.
- Что мы можем для него сделать? - Он, конечно, видел эффектное отбытие Малдера.
- Просто нужно дать ему время. Это всё, что мы можем сделать. Такие вещи часто случаются после насильственных травм.
- Сколько раз он устраивал тебе такое представление?
- Пару раз. Я ожидала, что будет хуже. Он должен во всем разобраться. Я так и не смогла добиться, чтобы он открылся мне полностью.
- Может быть, чье-либо постороннее вмешательство поможет?
- Не знаю. Он непредсказуем. Он просто… - Но Скиннер прерывает меня.
- Он цепляется за тебя. Хочет, чтобы ты была здесь, - и ты здесь. Потом отталкивает тебя, а ты ему позволяешь. - С этим я поспорить не могу. - Он играет на тебе, как на скрипке. А ты этого, видимо, даже не осознаешь.
- Что ты предлагаешь?
- Скажи ему всё в лицо! За два года я ни разу не видел, чтобы ты отступала перед чем бы то ни было. Кроме этого. Действительность груба, и он должен встретиться с ней лицом к лицу.
- Он прошел через многое… - Но он снова прерывает меня.
- А ты - нет? Я видел, как ты сражаешься. Я видел, как ты убиваешь. Я видел, как ты дважды была ранена. Я вправлял твою руку после взрыва в Лексингтоне, а ты оставалась спокойной и подсказывала мне, как сделать это правильно. Я видел, как ты идешь среди тел, решая, кого еще можно спасти, а кому уже ничем не поможешь. Мы все прошли через многое. - Его слова жестоки и правдивы. - Но мы прошли через это вместе. А его не было с нами. Он был изолирован. И остается таковым, потому что ты позволяешь ему. Уже почти неделя прошла. Как долго ты еще собираешься прятать его?
Он меня практически уничтожил, главным образом, потому, что прав.
- Я не могу сделать так, чтобы он выздоровел за одну ночь! На это потребуется время.
- Сколько времени это займет, возможно, зависит больше от тебя, чем от него.
Я раздраженно вздыхаю, и он уходит.
Похоже, он подбросил мне идею.
Я оставляю Малдера в одиночестве на некоторое время: не возвращаюсь сразу в нашу комнату, чтобы проверить, как он там.
Вместо этого я надеваю куртку и выхожу на улицу. Прогулка немало способствует просветлению моих мозгов.
Скиннер, конечно, твердолобый сукин сын, но в жестокости его обвинить нельзя. Просто он всегда слишком прямолинеен в изложении фактов.
Думаю, нужно попробовать.
Я возвращаюсь в нашу комнату примерно час спустя. Малдер меряет пол шагами.
- Где ты была? - Его обвинительный тон - как раз то, что я меньше всего хочу услышать в данную минуту.
- Ходила прогуляться. И тебе бы не помешало. Свежий воздух пошел бы тебе на пользу.
- Я не хочу выходить наружу, - говорит он раздраженно.
- Я заметила. Факт, что ты не хочешь выходить из этой комнаты, - говорю я тоном "не пудри мне мозги".
- И что? - он падает на свою кровать и смотрит на меня.
- И что? - Скиннер, конечно, говорил в переносном смысле, но я восприняла его совет близко к сердцу и решила воспользоваться им дословно. С меня уже достаточно всего этого. Я наклоняюсь над ним. - Так как обстоят дела с этим дерьмом типа жалости к себе?
Он с удивлением уставился на меня.
- Ты был заперт здесь, - я стучу по его лбу, - гораздо больше, чем в той комнате. Люди, которые любят тебя, находятся рядом, а ты не хочешь даже поговорить с ними.
- Я не могу сейчас встретиться с ними! - оглушительно кричит он.
- А почему? - кричу я в ответ.
- Потому что не могу! - Мы стоим теперь нос к носу.
- Потому что не хочешь!
Он не отвечает. Просто сидит, тяжело дыша, и смотрит на меня. На этот раз я не отступлю. Я не делаю ни одного движения, чтобы успокоить его. Я бы хотела, но не могу себе этого позволить.
- Ты не понимаешь, - он отводит глаза, на его лице гнев.
- Объясни.
Он подтягивает колени к груди и упирается в них подбородком.
- Я знаю, кто они такие. Я не знаю, кто я такой. Я не знаю, что я такое и как я вписываюсь в то, что происходит. - Его голос становится мягче, и в нем звучат горькие нотки.
- Я могу сказать тебе, кто ты такой. Ты самый сильный человек, которого я когда-либо видела. Ты тот, который никогда не сдавался, который всегда искал ответы и находил их. Ты был единственным человеком, который верил, что он может сражаться с будущим. Ты и всех нас заставил в это поверить. Это как раз то, что мы делаем. Что ты должен делать. Ты нужен нам, Малдер. Мы можем заниматься этим без тебя, но с тобой у нас получится в тысячу раз лучше. Но ты должен, в первую очередь, освободиться от той тяжести, которую сам взвалил на себя. Никто из нас не сможет сделать это за тебя.
Его глаза теперь прикованы ко мне. Я полностью завладела его вниманием.
- Ты как-то сказал мне, что я твой краеугольный камень, что ты честен благодаря мне. Я поняла это так, что я была для тебя центром. Если ты не знаешь, кто ты такой и где твое место, я покажу тебе путь.
Гнев его улетучился так же внезапно, как и появился. Он наклоняется ко мне и прижимается своим лбом к моему.
- Я выгляжу и чувствую себя, как урод, - шепчет он.
- Неправда. Ты болен, и я знаю, как ты это ненавидишь. И всегда ненавидел. Но ты не урод.
- Наверное, я должен поговорить с ними, да?
- Во всяком случае, ты должен попытаться, - соглашаюсь я.
- Они будут задавать кучу вопросов, на которые я не хочу отвечать.
- Не будут. Они твои друзья, они все понимают.
- Мне нужно, чтобы ты пошла со мной.
Я усмехаюсь.
- Попробуй отделаться от меня.

Когда я объявила парням, что Малдер хочет поговорить с ними, можно было подумать, что я провозгласила ночь "пей-пива-сколько-влезет" в баре у Хатерса.
- Если ему не понравится вопрос - не давите. То, что он рассказывал мне, заставит вас содрогнуться. Есть вещи, о которых он просто не готов говорить. У нас у всех есть такие темы. И ни слова о его внешнем виде. Он сейчас очень озабочен этой проблемой.
- Ну, как, лекция закончена, Скалли? - спрашивает Фрохики со своей обычной любезностью.
- Я просто не хочу, чтобы все пошло вкривь и вкось, - стараюсь я объяснить.
- Доверься нам, Дана, - говорит Скиннер. Он стоит, прислонившись к стене, руки в карманах.
- Я доверяю, просто волнуюсь.
В начале разговора возникло некоторое напряжение, но потом все наладилось. Лэнгли, благослови его Бог, вел себя так, словно ничего не изменилось, словно и дня не прошло с тех пор, как он видел Малдера в последний раз. Думаю, это очень помогло сломать лёд.
Мы сели вокруг стола в нашей комнате после обеда - и разговаривали несколько часов. Скиннер ввел Малдера в курс дела по поводу движения сопротивления, упомянув, насколько широко оно распространено. Мы - Восточная секция. Есть еще Северная, Западная, Средне-Западная секции. У нас больше двух сотен членов.
Малдер, в свою очередь, поделился информацией, которой располагал, хотя большую часть мы уже знали. Наше нападение на здешнее Сооружение было весьма серьезным. Когда мы его захватили, то обнаружили только небольшую команду обслуживающего персонала. Основная часть команды исчезла еще до нашего прибытия. Он не знал куда.
Эта встреча сильно повлияла на Малдера. Даже больше, чем я надеялась.
Перед тем, как уйти, Байерс сказал нечто, за что я была готова его расцеловать.
- Это было великолепно - найти тебя, Малдер. Но сейчас, когда ты вернулся, стало гораздо лучше.
Он пожал Малдеру руку и ушел. Последним из всех.
- Не так уж плохо, правда, - спрашиваю его.
- Нет. Я рад, что ты надрала мне задницу сегодня. Мне это было необходимо.
- Знаю. Надирать твою задницу в той или иной форме стало весьма продуктивным занятием.
Он растягивается на своей кровати и усмехается.
- Грубая игра, Скалли, знаешь?
- Ты считаешь это грубым? Подожди до завтра и увидишь, что я для тебя приготовила.
- Хочу ли я это знать? - спрашивает он со стоном.
- Возможно, нет.
Он приподнимается на локте.
- Ладно, выкладывай. - Шутки - это замечательно, они означают возвращение доверия ко мне. Он возвращается. Медленно, осторожно, но - наверняка.
- Физическая терапия. - Я широко улыбаюсь.
- Садистка. - Он делает обиженное лицо. Господи, как мне этого не хватало!
- Похнычь, похнычь, похнычь…

В течение следующей недели произошли грандиозные изменения. Он каждый день ходил со мной на прогулку, и даже не слишком много жаловался, а через несколько дней уже стремился к этому.
Фрохики, Лэнгли и Байерс часто составляли ему компанию.
Лэнгли рассказал ему, что Интернет оставался одним из основных средств общения между секциями, и они провели почти целый день, общаясь с другими группами, проверяя сведения и делясь информацией.
Ближе к концу недели, я сидела на крыльце, наслаждаясь не по сезону теплой погодой и наблюдая, как он и Скиннер набрасывали кольца на штыри, прикрепленные к дереву. Он устал, но ему нравилась эта игра.
Настроение его оставалось изменчивым. Иногда он становился мрачным и тихим: что-то настигало его из глубин его памяти. Вещи, о которых он по-прежнему не хотел говорить. Даже со мной.

Как-то ночью я просыпаюсь в страхе. Кто-то стоит надо мной. Я хватаюсь за пистолет как раз в тот момент, когда он говорит:
- Скалли, это я.
- Господи, Малдер! Не делай так больше, - я нервно смеюсь.
- Подвинься, - шепчет он.
Я знаю, что-то определенно не так. Я подвигаюсь на узкой кровати, и он ложится рядом со мной.
- Что случилось? - Я чувствую, как он дрожит.
- Просто дурные воспоминания, - я обнимаю его одной рукой, и у меня перехватывает дыхание. - Малдер, ты весь окоченел! Что такое? Что случилось?
- Нет. Не сейчас. Пожалуйста. Просто обними меня, - просит он устало.
- Ладно, все хорошо. Расслабься. Все в порядке, - говорю я и растираю его руки, чтобы хоть немного согреть их. Он напоминает кусок льда.
Он сворачивается калачиком лицом ко мне. Его голова на подушке рядом с моей. Он протягивает руку и гладит меня по щеке.
Я беру его руку, целую ладонь и снова прижимаю к своей щеке.
- Когда я смогу уехать отсюда? - Он никогда раньше не задавал этого вопроса.
- Думаю, скоро. Может быть, на следующей неделе. А что?
- Хочу оставить это место у себя за спиной. Чтобы всё забыть.
- Скажи мне, что случилось.
- Хотел бы, но не могу, - он качает головой.
- Как я могу помочь?
- Не думаю, что ты можешь помочь в этом случае. С некоторыми вещами я должен справиться в одиночку.
- Где бы ты ни был, мое сердце всегда с тобой. Ты никогда не будешь один, Малдер, - шепчу я.
Он приподнимается и целует меня, сначала мягко и нежно, потом поцелуй становится более глубоким, жадным, сильным. Его язык скользит внутрь моего рта, ища контакта с моим языком. Мне нравится его горьковато-сладкий вкус.
Я чувствую, как его рука едва ощутимо гладит мою грудь, подушечкой большого пальца он касается моего соска - и я вздрагиваю. Мои руки начинают беспокойно гладить его плечи. Он меняет позу. Теперь он надо мной, его бедро раздвигает мои ноги.
Я провожу руками по его груди, потом медленно тяну вверх его рубашку и снимаю ее с него через голову. Он больше не похож на кусок льда. Я чувствую под пальцами его теплую кожу.
Я приподнимаюсь, позволяя ему снять с меня рубашку. Он опускает голову и трется сомкнутыми губами о мой сосок. От этого прикосновения я выгибаю спину. Он берет один сосок в рот, медленно проводит по нему языком, лаская рукой другую грудь. Я опускаю руку ему в штаны, беру его в ладонь и крепко сжимаю, не без удовольствия слыша, как у него перехватывает дыхание. Потом легко провожу кончиками ногтей по всей его длине, пока он осторожно покусывает мой сосок. Он дразнит сначала одну грудь, потому другую, и я начинаю извиваться под ним.
Он отодвигается и срывает с меня штаны одним плавным движением. Я сажусь на кровати, чтобы помочь ему спустить его собственные штаны до колен. Он быстро сдергивает их совсем и снова укладывает меня на кровать. Он целует мою шею и лицо. Губы у него горят, сливаясь с моими в еще одном длинном поцелуе. Он раздвигает мне ноги и трется об меня своей эрекцией. Едва не задохнувшись от ощущения, я начинаю двигаться, как можно теснее прижимаясь к нему. И слышу глубокий стон, вырывающийся из его груди.
Я опускаю руку между нашими телами и направляю его. Он входит в меня медленно, наполняя меня целиком. Он начинает двигаться внутри меня, сначала несколько вяло, его удары поверхностны, но постепенно становятся все глубже. Я глажу его плечи и спину, выгибаясь навстречу ему при каждом ударе.
- Так хорошо, - прерывисто стонет он, - как хорошо, Скалли…
Мои внутренние мускулы сжимаются, и я судорожно шепчу его имя. Он двигается всё быстрее, и я чувствую, как напрягается его тело.
- Малдер! - кричу я, и волна наслаждения охватывает меня. Словно откуда-то издалека я слышу, как он выкрикивает мое имя снова и снова, когда взрывается внутри меня после еще одного последнего, мощного удара.
Проходит довольно много времени, прежде чем мы обретаем способность двигаться, и то только для того, чтобы слегка изменить позу. Он ложится на спину и прижимает мою голову к своей груди. Его дыхание замедляется - и через мгновение он уже спит.
Я засыпаю, слушая, как бьется его сердце.

На следующий день, пока Малдер общается со Стрелками, я нахожу Скиннера и отзываю его в сторону.
- Что такое? - В его глазах тревога.
- Ничего плохого. Малдер сказал мне прошлой ночью, что хочет уехать отсюда.
- Он готов?
- Нужно дать ему еще несколько дней. Не больше недели. Когда мы будем в дороге, он не сможет как следует отдыхать. Скиннер задумчиво кивает.
- Он говорил со мной прошлой ночью. - Его слова удивляют меня.
- О чем?
- У него есть несколько идей. Чертовски хороших.
Мне не нужно спрашивать, что он имеет в виду. Я и так знаю. С самого начала эта борьба должна была быть борьбой Малдера. Если бы судьба проявила к нему бОльшую благосклонность.
- Он говорил о чем-нибудь еще? - решаюсь я задать вопрос.
Скиннер сжимает зубы и кивает.
- Он говорил не так уж много.
Я вспоминаю прошлую ночь, и всё становится на свои места. Малдер, стоящий около моей кровати, холодный, как лед, не желающий разговаривать, но желающий быть ближе ко мне. Очевидно, он вернулся после разговора со Скиннером.
- Было уже поздно, когда он вернулся в комнату, - бросаю я небрежно.
- Мы разговаривали довольно долго, - сам того не зная, он подтверждает мои подозрения.
- Рада, что он сказал тебе то, что не смог сказать мне.
- Ты не захотела бы это знать, - голос у него мрачный. - Я думал кое о чем вчера ночью, когда он пошел спать. У меня есть идея. - Скиннер говорит спокойно, окидывая взглядом окружающие нас стены.
Я выслушиваю то, что он задумал, - и соглашаюсь.

Наши собрания стали ежевечерней привычкой, с той лишь разницей, что теперь в них принимают участие все члены нашей группы. Малдер выглядит гораздо лучше, чем раньше. Он постоянно общается с другими членами группы, с некоторыми из них он успел познакомиться поближе.
Он все еще худ, и я знаю, что пройдет много месяцев, прежде чем его вес войдет в прежнюю норму, но я замечаю, что его ребра теперь не так выступают, а щеки уже не такие впалые, как раньше. Здесь нужно сказать спасибо Фрохики, который наловчился готовить пирожки, которые очень нравятся Малдеру. К тому же в них много калорий.
Несколько дней спустя он помогает спланировать нашу следующую вылазку. Мы получили информацию о новом Сооружении в Джексонвиле, штат Флорида. По электронной почте поступили распечатки, которые мы проверили. Выяснили расположение постов охраны. Малдер указал несколько выгодных позиций и несколько потенциально опасных зон. Его мозг так же остер, как раньше.
Он не слишком восторженно принял наше предложение выступить в роли наблюдателя. Он хотел быть на переднем крае, но нам удалось убедить его, что уж если кто-то должен прикрывать наши задницы, пусть лучше это будет он. Он заметил, что не знает, воспринимать ли это как комплимент, или как изощренное оскорбление.
Прежний Малдер определенно возвращается.

Следующие два дня были сплошной суматохой, пока мы готовились к нападению на Джексонвиль. Было слишком много дел, и Малдер оказался как раз в центре всего этого. Думаю, что именно ощущение наличия цели окончательно вернуло его к нам. Он больше смеялся, и мне нравилось слышать его смех. И не мне одной. Никогда не слышала, чтобы Скиннер позволял себе грязные шутки, но, клянусь, он дал бы сто очков вперед любому бывалом моряку.
Только в одном Малдер изменился радикально. Он стал открыто нежен по отношению ко мне с тех пор, как мы начали спать вместе. Меня это не особенно волнует. Ни для кого не секрет, что мы любим друг друга. Как сказал Лэнгли, и слепой бы заметил.
Я стою с Фрохики в общем зале, подбирая необходимый инвентарь из наших запасов, когда Малдер появляется у меня за спиной. Он обнимает меня и дарит мне громкий, смачный поцелуй.
- Эй, парень, руки прочь, - усмехается Фрохики.
- Ну, тогда ты пропустишь пип-шоу, - замечает Малдер, наклоняется и целует меня снова, на этот раз гораздо серьезней.
- Властью, данной мне состоянием моего смущения, провозглашаю вас мужем и женой, - говорит Скиннер, подходя к нам. - А это законно? - с надеждой спрашивает Малдер, широко улыбаясь ему.
- Нет, незаконно, - говорю я.
- Законно, - произносят Фрохики и Скиннер хором. Они иногда действительно выглядят пугающе.
- Незаконно, - говорю я громче.
- А они говорят, что законно! - восклицает Малдер укоризненно.
- Это незаконно, потому что ты никогда меня не просил, - улыбаюсь я.
Его игривая улыбка исчезает.
- Я просил тебя много лет назад. Ты мне так и не ответила, - говорит он очень серьезно.
Я смотрю на него, моргая, и жду, когда он пойдет на попятный.
- Ты шутил.
- Кто это сказал? Я открываю рот, но не издаю ни звука. Я просто не знаю, что сказать.
- Ну, так что? - шепчет Малдер, заглядывая мне в глаза.
Он говорит серьезно!
- Ну, так что? - передразнивает Фрохики.
Скиннер просто наблюдает, наполовину прикрывая рукой подбородок, а вместе с ним и хитрую ухмылку.
- Да, - голос, наконец, возвращается ко мне. Лицо Малдера вспыхивает, как солнце.
- Можешь теперь поцеловать невесту, - кивает Скиннер.
- Он уже это сделал, - хихикает Фрохики.
Но это не останавливает Малдера. Он снова целует меня. Этот поцелуй я никогда не забуду. Знакомый, обещающий и нежный.
Настоящий свадебный поцелуй.
- Теперь это законно, - ухмыляется Скиннер. - Но вам придется обойтись без медового месяца или удовольствоваться очень коротким его вариантом.
- Эй, ребята! - кричит Фрохики во всю глотку. - Малдера и Скалли только что окрутили!
На крик прибегают Лэнгли и Байерс.
- Самое время! - смеется Лэнгли, громко хлопая в ладоши.
- Серьезно? - спрашивает Байерс, переводя взгляд с меня на Малдера и обратно на меня.
- Да, - отвечает Малдер, широко улыбаясь и по-прежнему крепко меня обнимая.
- Так. Это означает, что оба они совершенно бесполезны до конца дня, - бормочет Скиннер. Он еще полностью не отказался от замашек босса. - Давайте-ка, уходите с глаз долой.
Малдер слишком рад, чтобы отвергнуть подобное предложение. Он тащит меня, все еще ошарашенную, обратно в нашу комнату. И мы не выходим оттуда вплоть до самого ужина.
На следующее утро мы грузим вещи и уезжаем. Малдер и я едем вместе со Скиннером, предварительно удостоверившись, что в здании никого не осталось.
Малдер оглядывается назад, на лице его отражаются облегчение и боль.
Выбраться из ада непросто, думаю я, смотря на него.
Скиннер выглядит усталым, и я знаю, почему. Он на ногах с самого раннего утра. Он останавливает фургон на небольшой горке примерно в миле от Сооружения, которое хорошо просматривается даже на таком расстоянии.
Малдер оборачивается и вопросительно смотрит на меня, но я только пожимаю плечами.
- Малдер, давай, - говорит ему Скиннер через плечо, выходя из фургона.
Малдер открывает свою дверь и выходит, я выбираюсь через боковую дверь. Скиннер стоит спиною к нам, глядя вниз на ровное белое здание, в котором мы обитали последние две недели.
- В чем дело? - спрашивает Малдер, подходя и становясь рядом с ним.
Скиннер не отвечает, просто вручает ему маленькую черную коробку. Малдер берет ее и снова смотрит на меня широко открытыми глазами.
- Сделай это, Малдер, - киваю я, - оставь это у себя за спиной.
Он поворачивается к Скиннеру, который тоже кивает.
Он нажимает на единственную кнопку на детонаторе - и здание взлетает на воздух, опускаясь на то же место, где оно стояло раньше, в виде груды щебня.
- Каждый человек должен иногда выбираться из тьмы, - говорит Скиннер, прежде чем повернуться к фургону.
Малдер снова смотрит на меня. В его лице чувствуется сила, хотя он все еще выглядит худым. Мы улыбаемся друг другу и садимся в фургон.
И на этот раз он не оглядывается.

назад

------------------------